Женщины так лихо перебирали ногами с пятки на носок, обходили друг друга подбоченясь, соревнуясь парами, а потом это же делали мужчины, отстукивая каблуками так, что казалось, треснет каменный пол. А позже мужчины кружили женщин, то сцепившись локтями, то удерживая их за талию и поднимая в воздух, и одобрения удостаивалась та пара, чья юбка кружилась лучше и взлетала выше, иной раз даже обнажая коленки.
Те, кто не танцевал, поддерживали остальных хлопками в ладоши, тут же ставили на то, чья именно юбка взлетит выше и били по рукам, выкрикивая:
— Клара и Барт против Миры и Аллессио! Десять сольдо на Клару!
И хотя это было ужасно неприлично, но при этом настолько весело, что Габриэль, глядя на раскрасневшиеся пары, невольно хлопала в ладоши вместе со всеми.
— Ну, что скажете, синьорина Миранди, а это посложнее будет, чем вальс танцевать? — услышала она почти над ухом голос Форстера.
Пока она была занята танцем, он незаметно подошел и встал у неё за спиной.
— Дело привычки и умений! — воскликнула она с усмешкой, памятуя о недавнем споре.
— И способностей, синьорина Элья. Тут нужны резвые ноги, не думаю, что хоть одна южанка осилит такое.
Она даже не поняла, как так получилось, что слово за слово, и вот она уже стоит посреди пёстрого круга горцев, а напротив мессир Форстер собственной персоной, с закатанными рукавами рубашки. Он снял сюртук и галстук, и на нём был такой же, как и на всех, жилет в мелкую красно-зелёную клетку. И глаза его искрились весельем и словно дразнили её: «Я же говорил! Вам такое не по силам»! Рог проревел оглушительно, и мир закружился так, как никогда в её жизни.
В свою комнату она пришла, не чувствуя ног. Кажется, её туфли совсем пришли в негодность. В голове всё ещё мелькали лица, звучала музыка и смех, и этот огромный ужасный рог, которым Йоста возвещал выход очередной пары.
А Кармэла ходила вокруг неё, кудахча как курица, бормоча что-то о диких нравах, её неподобающем поведении и помогая ей раздеться.
И где-то в отдалении витала слабая мысль, что всё это ужасно… что она пожалеет…
…Как вообще такое могло с ней произойти? И почему? Что это был за такой ликёр? И зачем она его пила? Пречистая Дева как же стыдно… кажется…
Но мыслить рационально она была не в состоянии, а лишь посмотрела на Кармэлу и прошептала:
— Завтра. Отругаешь меня завтра.
Она легла, чувствуя, как кружится потолок и плывёт мир, мерцая разноцветными звёздами.
Вбежал Бруно, не раздумывая залез на кровать и улёгся рядом с Габриэль, а она не стала его прогонять, да вряд ли ей это бы удалось. Лишь положила руку на пушистый бок пса, зарывшись пальцами его в шерсть, погладила, закрыла глаза, гася непослушные звёзды и пробормотав:
— Ах, Бруно… твой хозяин просто…
…провалилась в сон.
* * *
Утро было ужасным.
Наверное, это было вообще самое ужасное утро в её жизни. Никогда ещё Габриэль не чувствовала себя так отвратительно. Нет, ей не было плохо физически, и не болела голова, разве что ступни от танцев…
И когда она открыла глаза, то первое время ей даже показалось, что всё вчерашнее — сон. Но это было всего лишь пару мгновений.
А потом она рывком села на кровати…
…Пречистая Дева!
… и могла думать лишь о том, какой же это позор и как жаль, что ей нельзя провалиться сквозь землю или оказаться за две сотни льё от этого места!
Ей стало невыносимо стыдно от воспоминаний о прошлом вечере.
…«Это всего лишь вишнёвый ликёр, что-то вроде южного пунша».
Что такого было в этом ликёре, что она напрочь забыла о манерах, о воспитании, о приличиях?
…Милость божья!
Она поспорила с Форстером, что научится стрелять из ружья? Вернее… он её научит? Объезжать пастбища, сидя в седле по-мужски?
…О нет! Нет! Пречистая Дева!
А потом воспоминания вернулись ко второй половине вечера. И от этого ей и вовсе сделалось дурно.
Она вспомнила, как стояла перед Форстером вскинув голову, и приподняв обеими руками платье так, что видны были туфли и щиколотки… Как ударяла каблуками, перебрасывая ногу с носка на пятку и…
…О Боже!
Потом он кружил её, держа за талию и подбрасывая в воздух, и все хлопали, делая новые ставки насчет их спора. А они всё кружились, сцепившись локтями, а потом держа друг друга за руки. И он улыбался ей, а она смеялась…
Вспомнилось, как крепко он её прижимал, и так близко были его синие глаза, будто небо над этими горами, и горячие ладони, скользящие от плеч к запястьям…
…О нет…
Она почти простонала это вслух.
…Как же она теперь сможет показаться ему на глаза? О нет! Нет! Да она и из комнаты не выйдет теперь!
Но ведь она не была пьяна. Вернее была, но не так, как это бывает от пунша. И она выпила всего-то…
Вспомнилось, как Форстер кивнул слуге, указывая наполнить её рюмку, а потом ещё раз… И что во второй рюмке ликёр был совсем другим на вкус, и то странное тепло, что растекалось от него внутри и…
…Да он же опоил её чем-то! Пречистая Дева! Да как же такое возможно!
Она ходила из угла в угол, думая лишь об одном — ей нужно убраться отсюда как можно скорее. Он заманил их сюда обманом, напоил её чем-то…
…Милость божья, а что он сделает завтра?
Для этого человека ведь не существует преград приличия, нет границ воспитания, и он вообще не понимает слова «нет», он делает, что хочет и как хочет…
Габриэль бросилась к шкафу и начала доставать свои вещи. Она соберёт чемоданы и будет ждать отца, а вечером всё ему объяснит, и либо он отвезёт её в Алерту к Фрэн, либо она уедет одна.
Бруно наблюдал за её сборами с недоумением, положив голову на лапы.
— Ну, что ты смотришь на меня? — спросила Габриэль, не выдержав его взгляда.
Пёс подошел, виляя хвостом, посмотрел на неё, и лизнул руку, словно напрашиваясь на ласку. Габриэль села на кровать и погладила пса по голове.
— Твой хозяин — ужасный человек, то, что он делает — это уже низость и подлость. Я должна уехать. Прости…
И в ту же минуту в комнату, постучав, вошла Джида с подносом, на котором стоял завтрак, чайник с чаем, небольшой букет и лежала записка.
— Хозяин велел передать. Сказал, что вы с непривычки к нашим праздникам и танцам, наверное, и до вечера с постели не встанете, а то и до завтра. Да вы отдыхайте, а это я приберу потом, — она кивнула на сваленные на кресло вещи. — А ежели у вас от шерра голова болит, то я могу вам мочёных яблок принести или капустный лист. Очень хорошо помогает, ежели к вискам прикладывать. Вам с непривычки-то, наверное, тяжко. Вон мона Джулия вообще шерра не пила, старый-то хозяин всё вино для неё заказывал из Ровердо, а что в том вине? Кислятина, уж простите. Но, как говорят у нас, всякому дрозду своя рябинка, вот и я думаю, кто к чему привык…
