Он заметил нас и замахал, чтобы мы присоединялись.
– Вы же сказали, что он хочет с нами поговорить, – сказал я.
– Да, – ответил Пабло. – Родриго будет говорить, а вы слушать.
– Еще надо переобуться, – напомнила Ана.
Нам пришлось делать это прямо у площадки, а все на нас смотрели. У меня горело лицо. Я с трудом сумел завязать кроссовки непослушными пальцами.
Наконец мы встали за Родриго. Остальные пары подвинулись, освобождая нам место. Некоторые из танцоров были нашими ровесниками, другие – где-то лет двадцати-тридцати. Многие из них дружелюбно кивнули Ане. Одна высокая белая девушка в переливающемся зеленом платье злобно зыркнула на нас. Ана сделала вид, что не заметила.
Похоже, это и есть печально знаменитая Селия.
Родриго постучал по микрофону, посмотрел на ближайшую камеру, дождался кивка оператора и поднял руку, призывая зрителей к тишине.
– Доброе утро и добро пожаловать на пятый ежегодный конкурс «Касинеро Мундиаль». Сегодня здесь собрались участники со всей Кубы и двое гостей из Нью-Йорка, чтобы отдать дань замечательной кубинской традиции – танцу касино. Аплодисменты!
Толпа захлопала и разразилась приветственными криками. Все смотрели на нас с Аной, гадая, неужто двое «тыждруков» и правда будут для них танцевать.
– Чего-то я начинаю нервничать, – шепнул я Ане.
Танцор позади меня фыркнул:
– Не спеши, парень.
Интересно, о чем он?
А потом Родриго продолжил:
– Прежде чем мы начнем, я хотел бы произнести несколько слов. Однажды собралась группа друзей и придумала касино. Было это в… – Пятнадцать минут спустя, он все еще не замолкал: – Мне так приятно видеть этих чудесных мужчин и женщин, которые сегодня продемонстрируют нам это уникальное кубинское искусство.
Родриго прервался, чтобы набрать воздуха в грудь. В этот момент кто-то начал хлопать. Секунду спустя аплодисменты прокатились по всей площади.
Родриго опешил, потом почесал затылок и кивнул, когда овация стихла:
– Благодарю за внимание.
Снова послышались хлопки.
– А аплодисменты бывают от чувства облегчения? – спросил я Ану. – Или мне кажется?
Она посмотрела на часы:
– Мы даже еще можем начать вовремя.
Родриго, дождавшись тишины, объявил:
– Теперь я передаю слово своему коллеге по судейству, уважаемому Фернандо Ривера.
К чести публики, никто не стал возмущаться. Другой седовласый мужчина взял микрофон.
– У меня уже спина болит стоять, – пожаловался я.
– Наверное, они у Фиделя учились, – предположила Ана. Но все прошло относительно неплохо. Минут десять-пятнадцать, и речь подошла к концу. Судьи ушли с танцпола и заняли места вокруг платформы. Ассистенты кинулись к нам, чтобы прикрепить к нашим спинам белые бумажные таблички. Мы выступали под номером шестнадцать.
Я успел только прикрыть глаза и глубоко вздохнуть, как снова загремел голос Родриго:
– Участники, займите свои позиции.
Мы с Аной оказались ближе к углу сцены. Посмотрели друг на друга. Ана нервно улыбнулась. Я заставил себя растянуть губы в ответ.
А потом заметил что-то краем глаза.
– Вальдес, – тихо сказал я.
Он стоял у самой платформы, скрестив руки и не сводя с нас глаз.
– Не обращай внимания, – посоветовала Ана.
– Ага! – Я обхватил ее одной рукой за талию.
У меня стучали зубы, я не преувеличиваю. Действительно стучали, причем громко, словно у мультяшного персонажа.
И дело не в Вальдесе. Нам предстояло танцевать касино перед всеми кубинцами – людьми, которые не могли смотреть на танцующего иностранца дольше пяти секунд без того, чтобы не дать ему совет.
Но Вальдес… почему он здесь?
Вопрос настолько засел у меня в голове, что я пропустил первый такт, сопровождавшийся громким звуком труб. Ана стиснула мое плечо, и я кинулся танцевать – слишком быстро, невпопад, стараясь поймать ритм. Потом перешел к базовым движениям, пытаясь отдышаться.
Ана улыбалась за двоих. Ее глаза говорили: «Ну же, Рик! Соберись!»
Играли веселую ретропесенку «Ван Ван». Краем глаза я видел, как другие танцоры крутятся, вертятся, выполняют сложные дорожки. Надо продолжать. Но я чувствовал себя как школьник на тесте. Когда зависаешь над первым же вопросом, проходит пятнадцать минут, надо двигаться дальше, но не получается, а потом ты проваливаешься, потому что осталось полчаса, а ты даже одну задачку не решил.
Ана прокрутилась прочь от меня. Я не вел ее, она решила взять дело в свои руки. Поэтому отошла в сторону и стала выделывать сложную, эффектную дорожку.
Я стиснул зубы и принудил тело двигаться. Шаги румбы, из стороны в сторону. Подергивание плечами. Подпрыжки…
Я споткнулся. Взмахнул руками.
Мы с Аной уставились друг на друга и невольно перешли на базовые шаги. Мое лицо горело.
Я споткнулся. Перед телевизионными камерами.
Ана улыбнулась. Не фальшивой улыбкой конкурсантки, а настоящей ухмылкой во все лицо.
Я опешил, обиделся, оскорбился. А потом расхохотался сам. И меня охватило облечение.
Для нас конкурс закончен. У нас и одного шанса не было против людей, которые с детсада танцуют, но теперь все точно кончено. Осталось только повеселиться.
Мы с Аной сошлись и закружились. Потом отстранились друг от друга и выполнили импровизированный пилон – принялись расслабленно притопывать, барабаня руками по воображаемому сахарному тростнику. Потом я развернулся к Ане, закрутил ее, притянул поближе и принялся покачиваться с ней из стороны в сторону.
Простые движения, ничего интересного, однако приятно. Все позади, и можно извлечь из этого урок, как и из всей поездки на Кубу.
Постепенно музыка стихла. Раздались аплодисменты и крики. Мы замерли бок о бок, я так и обнимал Ану за талию. Танцоры улыбались друг другу, вытирали пот с лица и перешептывались.
– Было весело, – сказала Ана.
– Ага.
Я не осмелился взглянуть туда, где стоял Пабло.
Родриго поднялся на сцену, и мы с Аной напряглись.
Я сказал, что конкурс закончен? На самом деле я в это не верил. Нет, даже не так. Я верил одновременно в две вещи. Первое – что конкурс окончен, я могу перестать волноваться и просто танцевать. Второе – может, может, может…
Родриго поднес микрофон к губам. Настал момент истины.
– Помню, когда я начал учиться танцевать касино дождливым летним днем тысяча девятьсот восемьдесят второго года…
