Книга Знаменитый Каталог «Уокер&Даун» - Давиде Морозинотто

— А вот кое-что из России, — сказал Эдвард, показывая мне маленькую икону в серебряном окладе. — Питеру подарил её житель Ленинграда, они разделили кусок хлеба во время блокады.

Затем появилась сигара.

— А это кубинская. Питер бывал на Кубе во времена революции, хотел всё видеть своими глазами.

Чёрный камень.

— Камень с вершины Эвереста. Питер сам его подобрал. А это африканский мамбеле — метательный нож.

Зуб.

— Зуб белого медведя. Питер нашёл его на Северном полюсе, когда сам медведь уже умер. Но тёплая шкура спасла ему жизнь.

Мы с Жюли смотрели на все эти вещи с разных концов планеты, а я спрашивал себя, зачем Те Труа хранил всё это в старом чемодане и почему решил оставить его мне.

— Видите ли… — начал было Эдвард. — Питер… в общем-то, мы все знаем, что он за человек. Он ни минуты не мог усидеть на месте, с детства был таким. Он старался как мог и даже убедил себя, что у него получится остаться с нами.

Я посмотрел на Жюли и заметил, что по её щекам катятся слезы. Тогда я отвернулся, потому что не мог выносить, когда моя сестра плачет. Когда-то она вообще не плакала.

— Питер хотел посмотреть мир. Его душа была свободна. Она подпитывалась новыми впечатлениями, встречами.

Кажется, Эдвард тоже прослезился, но, поскольку он был в очках, я не мог за это поручиться.

— В этом чемодане Питер собрал всё, — продолжал он. — Страны, в которых побывал, опасности, которых ему удалось избежать, уроки, которые он извлёк. Но перед смертью он признался мне… признался, что всё это было не то. И хотя он объездил весь мир в поисках приключений, ничто не могло сравниться с нашим первым путешествием. Вот этим.

С этими словами Эдвард достал из чемодана последний предмет. Книгу.

То был роман в простой обложке, роман, который я знал наизусть, хотя ни разу его не читал. На обложке стояло имя автора, журналистки Э. Кокрейн, а ниже название: «Знаменитый Каталог „Уокер&Даун“». Надпись в самом низу гласила: «Последнее издание имело огромный успех».

Эдвард вручил мне книгу, будто какое-то сокровище. Книга была сильно потрёпана, точно её читали сотни раз, что очень меня удивило. Те Труа и так прекрасно знал её содержание. Он сам написал первую часть — с помощью Элли Кокрейн, конечно. Вторую написал Эдди. Третью — Жюли. Лишь я один отказался писать. Я никогда не дружил со словами. Да и добавить мне было нечего.

В комнате воцарилась полная тишина, я уронил трость на пол и открыл книгу на первой странице. На ней было всё то же название. Кто знает, почему издатели всегда печатают название на первой странице книги? Боятся, наверное, что обложка истреплется. И вдруг я заметил, что на бумаге были какие-то надписи, сделанные чернилами. Одна из них — огромная нечитабельная загогулина, которую я узнал бы из сотни тысяч загогулин. То была цифра три со множеством завитушек — автограф моего друга Те Труа, который он ставил, когда хотел чем-нибудь хвастануть. Ниже была, как всегда, ровная и красивая подпись Эдди: «Эдвард». И, наконец, задорная J c точкой над ней — так подписывалась моя сестра.

— Он попросил нас подписать книгу незадолго до того, как узнал о своей болезни, — сообщила Жюли. — Сказал, что всегда держит её при себе.

Я кивнул. Собрать подписи друзей и расписаться самому — это было вполне в духе Те Труа. И точно так же в его духе было то, что он ни разу не просил меня поставить подпись, ибо знал, что я не дружу со словами. Но теперь почему бы и нет, в конце-то концов? Иногда дружить со словами не так уж и важно. Так что я на минуту задумался, покопался в карманах жилета, где должна была лежать ручка, и нащупал её. Я взял её в руку, и она зависла над страницей.

Я долго рассматривал подписи моих друзей и сестры. Доказательство наших деяний. И наконец, задержав дыхание, в самом углу страницы я начертал своё имя. Но не Фрэнсис, нет. Настоящее имя.