3. Угасание экономики
Коммунизм как преодоление буржуазного общества предполагает, что должно быть устранено посредничество интереса в общественных отношениях, на котором зиждется это общество. Только при этом условии отношения между людьми смогут превратиться в чистое сообщение. В этом смысле коммунизм предполагает угасание экономики. При анализе концепции Маркса этим пунктом часто пренебрегают. А он очень важный, поскольку составляет одну из основ всей его системы. Поясним. Маркс говорит не просто о том, чтобы контролировать экономику и переориентировать ее таким образом, чтобы отныне она была направлена на удовлетворение потребностей, а не на производство прибыли. Его философский анализ гораздо более радикален: он подвергает сомнению сам принцип рыночного обмена. И даже сама экономическая сфера как таковая, на его взгляд, является источником отчуждения индивидов. Действительно, он явным образом приравнивает капитализм к торговому обществу, и если еще глубже – капитализм к собственно экономике[242]. Весь труд Маркса невозможно понять вне этого приравнивания, которое является логическим звеном, увязывающим его философию с его критикой буржуазной экономики. Вот почему коммунизм равнозначен обществу изобилия. Только в обществе изобилия экономика отменяется, поскольку нет больше ни в чем недостатка. В противном же случае, как он пишет в «Немецкой идеологии», «имеет место лишь всеобщее распространение бедности; а при крайней нужде должна была бы снова начаться и борьба за необходимые предметы и, значит, должна была бы воскреснуть вся старая мерзость»[243]. В «Капитале» он несколько раз возвращается к этой ключевой идее: только по ту сторону производства может начаться расцвет человеческого богатства. Мир интегрального богатства в корне противоположен миру ограниченного богатства (экономики). Это утверждение фундаментально для Маркса, оно присутствует уже в первых его трудах. Оно есть одновременно плод его анализа отчуждения, в котором он остается в плену либерального представления об экономике, и результат его зачарованности капитализмом. Остановимся более подробно на этих двух пунктах.
1. Как только Маркс определяет отчуждение как отделение, он приходит к критике всех форм отделения индивида от самого себя. В этом был смысл его критики политического, в той мере, в какой она основана на различии между человеком и гражданином. Маркс логически приходит к применению этой аналитической схемы и к сфере экономики. Разделение между человеком и производителем можно преодолеть только благодаря радикальной критике политической экономии как отдельной и автономной науки; отдаленность эта, впрочем, лишь отражает в теоретическом поле то, что реально происходит в обществе (в этом смысл марксистской теории идеологии). Коммунизм, таким образом, есть угасание как политики, так и экономики. Только при условии этого двойного угасания возможны «отношения всеобщности» человеческого рода. Расхождение между человеком и производителем, представленное в историческом противоречии между производительными силами и общественными отношениями, может быть преодолено, только если производительные силы станут чистым праксисом и будут полностью идентичны человеческой активности во всем ее богатстве и многообразии. Производительные силы и общественные отношения будут полностью совпадать: «Только на этом этапе самодеятельность совпадает с материальной жизнью . Точно так же соответствуют друг другу превращение труда в самодеятельность и превращение прежнего ограниченного общения в такое общение, в котором участвуют индивиды как индивиды»[244]. Преодоление отчуждения как отделенности проявляется во внутренней универсализации общества каждым; деятельность каждого индивида принимает всеобщий характер, нет больше «исключительного рода деятельности». Каждый имеет «возможность сегодня заниматься одним, завтра другим, охотиться утром, рыбачить во второй половине дня, выращивать скот вечером, заниматься критикой после еды, в зависимости от того, что он пожелает, никогда не становясь ни охотником, ни рыбаком, ни критиком»[245]. В этих условиях обмен становится полностью бескорыстным, он больше не основан на нужде и зависимости, а превращается в дар и общение. Теперь индивиды не обмениваются товарами, а разделяют друг с другом всю полноту своей индивидуальности.
Действительно, человеческий труд, который есть мера стоимости, является подлинно меняемой стоимостью только для занятого этим трудом индивида. Только в самом индивиде качественно разные виды труда могут быть одним и тем же, поскольку они являются тогда самим этим индивидом. Товарный обмен, напротив, основывается на допущении отделенности индивида от самого себя, поскольку он неизбежно трансформирует свойственную индивиду особенность в абстрактное и соизмеримое общее понятие (время труда). Именно поэтому, впрочем, Маркс так часто заводит речь о развитии искусства в коммунистическом обществе: искусство представляет собой par excellence то, что может быть лишь даровано или получено, но ни в коем случае не обменяно в собственном смысле слова, то есть сведено к абстрактному и взаимозаменяемому количеству труда. В этом смысле коммунизм неотделим от угасания экономики, которая отныне ограничивается своим формальным смыслом (экономить, сберегать). Экономика перестает существовать как отдельная сфера деятельности, теперь она становится просто индивидуальным и коллективным действием, имеющим целью сэкономить время труда, чтобы увеличить свободное время. Таким образом, значение экономики меняется, она становится средством развития индивидуальности, которая управляет условиями собственной материальной жизни: «С точки зрения непосредственного процесса производства сбережение рабочего времени можно рассматривать как производство основного капитала, причем этим основным капиталом является сам человек»[246]. Отныне, следовательно, настоящей мерой богатства становится уже не время труда, но свободное время, которое не может быть обменяно. Поэтому абсурдно было бы говорить о политической экономии коммунизма. Экономика как наука об ограниченном богатстве исчезает вместе со своим объектом. В своей экономической деятельности общество нуждается теперь лишь в простых методах управления общественным производством. Ему достаточно уметь считать, чтобы экономить труд. По сути, это юзврат к политической арифметике, или, как сказал бы Маркс, к социальной арифметике. Политической и экономической простота достаточно для того, чтобы управлять коммунистическим обществом. Став непосредственно саморегулирующимся, это общество больше не нуждается в производстве знания о своей собственной практике. Как известно, Ленин в политике и Троцкий в экономике были вполне в этом убеждены, и им пришлось немало удивиться тому жестокому сопротивлению, которое оказали факты этому идиллическому видению простого общества!
