Когда Думов замолчал, старик некоторое время сидел неподвижно, а затем встрепенулся, словно отряхивая от дождевых капель невидимое оперение с широких крыльев, и объявил о новом кармическом погружении. Он воздел вверх руки и начал плавно описывать круги ладонями вокруг головы пациента. И уже прирученное к гипнотическому действу сознание Думова начало постепенно гаснуть, как в кинозале перед началом сеанса. И он перенесся в 1961 год и увидел знакомый ему с детства серый дом в центре Москвы, и играющих в карты на подоконнике последнего этажа подростков. Фотографию одного из них в серой кепке и пальто с приподнятым воротником он не раз видел в своем семейном альбоме: так в пятнадцать лет одевался его родной отец Павел Думов. Он не успел удивиться, как сознание, резко, словно при смене кадров на экране, заставило его стать свидетелем событий полувековой давности.
… В этот день Павлу в игре особенно не везло. Даже если при раздаче ему доставалась сильная карта, у соперников на руках постоянно оказывалась большее количество очков. Павел уже полчаса играл в долг, и не мог остановиться, зная, что ему негде достать деньги. Оставалось только надеяться на невероятное везение. Наконец, сдающему карты Юрке Мазиле удалось собрать в «банке» приличную сумму. Павел дождался, когда два других партнеров допустили «перебор» и с замиранием сердца объявил, что играет на весь «банк». К выданному ему при раздаче тузу потребовал дать ещё одну карту из колоды. К нему пришла «восьмерка» и Павел осевшим от волнения голосом кивнул Юрке:
— Теперь можешь брать себе.
Юрка небрежно выложил на стол десятку и тут же извлек из колоды короля. Немного подумав, вскрыл еще одну карту. Это был семёрка.
Юрка издевательски хлопнул Павла по плечу:
— Все, аллес, капут! У меня двадцать одно. Больше только перебор будет. Сегодня ваши не пляшут. Итого, ты мне должен двести пятьдесят рубчиков. Сумма солидная и в долг я больше тебе сдавать не буду. Расплатишься, и вновь примем в игру. Даю тебе три дня. А потом будешь иметь дело даже не со мной, а с моим братом Григорием. Он за неуплаченный карточный долг со своей кодлой тебя на ремни порежет. Надеюсь, ты все понял!
Павел обреченно направился домой: он не знал, где сможет достать такую огромную для него сумму:
«Я продул две месячные зарплаты моего отца. Он меня убьет за такую сумму. А брат этого карманника Юрки — отъявленный бандит по кличке Тесак. Он уже отсидел дважды в тюрьме за хулиганство и разбой. И обещание сообщить о карточном долге Тесаку не пустая угроза».
Павел с содроганием вспомнил, как пять лет назад, он, притаившись за трансформаторной будкой, наблюдал, как Тесак наказывал за мелкую провинность Славку из соседнего дома, неглубоко втыкая нож в грудь и плечи семнадцатилетнего парня. У того по белой рубашке растекались темные мокрые пятна крови. Больше всего Павла тогда поразили слезы, текущие по щекам безропотно терпящего боль парня. Этот Славка был грозой их двора, щедро раздавая подзатыльники десятилетним пацанам. И этот страшный в представлении «мелкоты» парень казался жалким и беспомощным перед взрослым жестоким человеком. Павел, так и не узнал причину дикой расправы. Раны оказались поверхностные и Славку через три дня выписали из больницы. Он своего мучителя милиции не выдал, и вскоре его родители переехали в другой район Москвы, спасая Славку от угроз уголовников. С тех пор Павел содрогался от страха при встрече с Тесаком, хотя тот занятый своими «блатными» делами, не обращал внимания на проживающих в его доме пацанов.
И вот теперь Павлу угрожала расправа Тесака за карточный долг. Это заставляло его постоянно думать, где раздобыть проигранную сумму. Все фантастические варианты вскоре отпали. Оставалось только утащить из дома ценную вещь, продать и отдать деньги Юрке Мазиле. Но у их семьи было только два ценных предмета: старинная ваза, стоящая на буфете, и скульптурное изображение металлической лошади с всадником в тирольской шляпе. Это были трофеи, привезенные отцом после войны из поверженной Германии. Их исчезновение родители сразу бы заметили, и это было хуже, чем попросить у них проигранные деньги. И тут Павел вспомнил о немецком браунинге, спрятанном в чулане. Павел несколько раз слышал скандалы родителей по поводу хранения в доме боевого оружия. Мать требовала немедленно выбросить опасную вещь на помойку, а отец упрямо твердил, что хочет сохранить память о войне:
— Я браунинг снял с погибшего эсесовца, обнаруженного в развалинах Кенигсберга, как раз 9 мая 1945 года. И дорогая моему сердцу вещь будет храниться в нашем доме вечно. Я не расстался с пистолетом даже под угрозой суда после приказа Сталина о сдаче фронтовиками всего трофейного оружия.
Павел знал, что браунинг хранится среди слесарного инструмента. Он быстро разобрал старый хлам и обнаружил черный, потрескавшийся чемодан. Найдя на дне сверток в промасленной плотной бумаге, развернул и достал браунинг. Рукоятка оружия удобно расположилась в ладони:
«Жаль расставаться с такой красивой вещицей. Но ничего другого Мазила в счет долга не возьмет. А на пистолет, наверняка, согласиться. Да и отец долго не спохватится оружия. За это время что-нибудь придумаю» Павел вновь завернул пистолет в бумагу и направился к выходу.
Найдя Юрку, отвел того за голубятню и развернул сверток. Согласившись взять оружие, Мазила простил долг. Засунув сверток под пиджак, сразу направился домой. А Павел с облегчением жадно выпил на оставшуюся мелочь два стакана вскипающей от пузырьков газированной воды. Избежав расправы Тесака, он теперь испытывал страх разоблачения перед отцом. Тот обычно доставал памятный трофей 9 мая. До этой даты еще было несколько месяцев, и Павел надеялся за это время придумать правдоподобное объяснение исчезновения оружия.
… В тот же вечер, Юрка похвастался выигранным в карты пистолетом перед старшим братом. Тесак, узнав, что ему в руки попал «чистый» ствол, привезенный с фронта, обрадовался:
— Молодец, Юрок. Из тебя будет толк. С такой «бандурой» тебе не надо больше по карманам шмонать. Я давно наметил одно дельце. Оно у меня в башке постоянно вертится. Но без ствола на гоп-стоп по очищению ювелирного магазина не пойдешь. Пожалуй, возьму тебя с собой. Есть еще один человек, с которым мне надо будет потолковать о предстоящем деле. Смотри, никому из ребят во дворе из хвастовства не протрепись о наших планах. А то не посмотрю, что родной брат: голову откручу.
Юрке совсем не хотелось идти грабить «ювелирку». Но он боялся брата больше чем милиции и суда. И потому знал, что ему предстоит в ближайшие дни участвовать в вооруженном налете.
На следующий день Тесак встретился с Калачом. Для начала выпили по стакану водки и закусили. Калач выглядел мрачным. Он знал, что бесплатно Тесак водкой угощать никого не станет. Наконец, Тесак перешел к делу:
— Я слышал, у тебя неприятности. Ты попал в аварию, и тебе выставили счёт за ремонт автобуса. Теперь почти год будешь в день зарплаты гроши получать. А я предлагаю разом все твои финансовые дела решить и еще года два безбедно ездить в Сочи.
— Заманчиво, но ты ведь, не пачку лотерейных билетов предложишь купить, а что-нибудь покруче.
