– Но он еще не достиг нужного возраста! У него пушок над губой!
– Пускай пушок, но он уже портит моих служанок! Если ты считаешь, что это не по-мужски… Я прекрасно представляю интерес публики к этим двум детям. Они принадлежат к разным нациям, а значит, мы могли бы устроить греко-романские празднества, а это новшество! Мы придумаем что-то оригинальное и восхитительное, я в этом уверена. И Марк был бы рад видеть сына Фульвии рядом с моим. Его тоже нужно отвлечь…
Недавно стало известно, что несколько недель назад колонна октавианцев под предводительством главнокомандующего ливийскими легионами Галла присоединилась к киренским мятежникам и направилась в сторону Паратониона. В разгар зимы! Марк Антоний сразу же отправился спасать город – единственный западный порт, который еще удерживали его люди. Когда он пришел, Паратонион уже сдался… Не успел он вернуться во дворец, как получил послание от кизикских гладиаторов: Октавиан натравил на них всю свою армию, и они взывали о помощи. Но как побежденный генералиссимус мог спасти тех, кто сам спешил к нему на помощь?
В розовом свете маяка Антоний смотрел в окно на ночную Александрию: плотина, пристань, море… На город надвигалась песчаная буря, и где-то со стороны пустыни доносились крики верблюдов. Вдруг он явственно ощутил, как сильно ему не хватает оливковых рощ Италии и аромата розмарина. Он выпил.
Царицу эта история, казалось, совсем не тронула; она продолжала устраивать праздники и пиры, где плясали танцовщицы с распущенными волосами и голыми щиколотками. В театре отныне играли только сатирические фарсы, где обнаженные актеры носили бородатые маски, накладные фаллосы и лошадиные хвосты. Весьма забавно и весьма религиозно, в духе Диониса… Именно то, что нужно было народу в тот период.
– Итак, – говорила она Мардиону, – ты дашь задание нашему лучшему цирюльнику найти немного пушка у Антилла на подбородке. Когда этот мальчик облачится в мужскую тогу и снимет свой детский медальон, четыре его волоска мы подарим соответствующему богу – принятие тоги и положение бороды… Римский праздник по принципу «все включено» обязательно увлечет легионеров Антония… Что касается моих знатных юнцов и их родителей, я бы посмотрела более интимную церемонию в Серапиуме, перед собранием в Большом гимназиуме. Ночная литургия, повсюду висят лампы… Загвоздка в оливковом масле: привезенное из Греции уже заканчивается. Как думаешь, а если мы возьмем льняное масло?.. Знаю, у него невыносимый запах. Тогда остаются факелы? Усладит ли смола своим дивным запахом нашего великого синего бога? О, я придумала: по обеим сторонам статуи вместо канделябров мы могли бы поставить двух слонов с факелами. Это было бы прекрасно!.. Мардион, ты думаешь, я легкомысленна?
– Я видел, как ты родилась, госпожа, и никогда не знал принцессы менее легкомысленной… Думаешь, я не понимаю, почему родители хотят, чтобы их дети быстрее взрослели? Потому что они растят себе замену… – Он вздохнул. – Цезарион, безусловно, достаточно возмужал и достиг совершеннолетия, ты права. Попытаешься вести переговоры?
– А что мне остается?
Теперь, когда ее отец снова повел с собой легионы по равнине Канопы или Тапосириса, когда все наконец примирились и собрались, в городе и на острове устраивали столько праздников, что Селена пресытилась ими. Но она все же уделила немного внимания сияющим слонам только по случаю празднования совершеннолетия Цезариона. И если маленький Птолемей Филадельф радовался этому зрелищу, то она наверняка была счастлива из-за любви к нему.
О том периоде, который последовал за многочисленными поездками в Тимоньеру, но предшествовал началу сражения за город, у нее практически не осталось воспоминаний. К примеру, дворцовые кухни: ознакомительный визит, организованный для нее Диотелесом. Она открыла для себя, что в ее особом мире горох она видела только как пюре, не знала, как выглядит головка чеснока и как замешивают тесто – практические знания, которые в обычной жизни не были ей особенно необходимы, но отсутствие которых иногда мешало ей понять пастораль Теокрита или стих Гомера.
Из всех этих огромных кухонь на Антиродосе, укрытых за куполами строений с банями, она запомнит лишь мясную лавку, где увидела, как рабы крутили на вертеле сразу десять кабанов. Она поинтересовалась у главного повара, собираются ли ее родители устроить большой пир?
– Сегодня вечером? Вовсе нет, будет всего дюжина гостей. Один стол с полукруглой скамьей. Но мы не знаем, когда твоему отцу захочется отобедать: иногда он требует подавать на стол сразу, едва заходит в зал, в другой раз предпочитает выпить вина и тихо поговорить. Не зная точного времени трапезы, мы готовим сразу несколько обедов: приказ Царицы состоит в том, чтобы император никогда не ждал…
Это расточительство с единственной целью понравиться побежденному не впечатлило Селену. Запомнив только то, что речь шла об ужине в тесном кругу, она заинтересовалась, будут ли в нем участвовать Цезарион и Антилл, которые теперь имели право трапезничать лежа, «как взрослые».
Безусловно, нет. Не на таком ужине, как этот, где должны были собраться остатки братства «Бесподобных», последние верные: Канидий, Луцилий, Аристократ и еще некоторые. Одиннадцать лет назад они объединились в «корпорацию», словно мимы или солильщики трупов. После капитуляции кизикских гладиаторов и побега в Паратонион Царица решила, что их стоит переименовать: отныне их называли «Товарищи смерти».
НА ПАМЯТЬ
По террасам Антиродоса словно тень скользит Иотапа. На ней темно-синее платье, и передвигается она беззвучно, надолго останавливаясь и не произнося ни слова. Она забыла свой родной язык, не научившись говорить по-гречески. Ее жених больше не царь? Армения и Мидия возобновили отношения с Парфией? Римляне идут на Александрию? Она не знает, где находится Мидия, не отличает римлянина от египтянина и никогда не играла со своим женихом.
Она осматривает темные комнаты и закоулки, потому что раньше обнаруживала там Селену. С недавнего времени она крадет мелкие вещи: амулеты, шпильки для волос, серьги, ложки и складывает под матрац. Когда это обнаруживается, ее ругают. Но она снова берется за свое. У нее очень ловкие руки. За ней пристально следят, но все равно монеты и драгоценности не ускользают от ее пальчиков.
Когда она не наказана, выходит со своими служанками на террасы. Она не смотрит ни на море, ни на обелиски, ни на мачты кораблей и сразу же поворачивается в сторону старого сгоревшего квартала у маяка. Старый пепел ей что-то напоминает – но что? Ей интересно смотреть на пепел и руины, они всегда ей нравились, так же как и успокаивающий холодок на коже. Холод из прошлого, пришедший, как она думает, с рукоятками зеркал, старыми стеклянными кольцами, пилочками для ногтей и перочинными ножами, со всеми этими маленькими сокровищами, которые она «копит».
Но этого недостаточно, чтобы удержать ее, и вскоре она улетучится, сотрется, испарится, со страниц книг по истории исчезнет этот маленький нечеткий силуэт. Исчезнет она также из памяти «детей Александрии». И из этого повествования. Забытая и лишенная воспоминаний Иотапа растаяла, словно тень.
