Чего я ждал? Не знаю, но внезапно передо мной открылся тоннель – как черный зев на фоне черного берега. Меня увлекло вглубь тоннеля, он обернулся вокруг меня, как одеяло вокруг плачущего ребенка. Я пошел по нему, и тогда то странное паучье чувство, что я испытал накануне, вернулось и защекотало меня тонкими лапками. Оно гладило меня по лицу, волосатые лапки накинули мне на лицо паутинный кокон. И я вдруг увидел, как передо мной проплывают цветные картинки – сценки из моей жизни, из жизней знакомых мне людей. Было совсем не страшно, наоборот, интересно смотреть, как я, только маленький, бегу из школы с бутербродом в руке или стою над ручьем с самодельной удочкой. Вот отец лежит на земле, голова – под кузовом ветхого фургона, а вот мама запрокинула голову и внимательно изучает полет стаи ворон. Грейс с измазанными в муке руками. Спайк, толкающий меня сзади в воду вместе с моей удочкой. Вот хохочущий Спайк падает с наших качелей вниз головой прямо на камни. Кровь. Вид с верхушки дерева, хозяин свиной фермы демонстрирует мне свое ружье. Но главным в этих сценах были чувства. Чувство тревоги и томления, чувство, что я скоро доберусь до места, где меня очень ждут. Места, которое я уже когда-то видел – во сне или в другой жизни, а может быть, помню по маминым рассказам. Вначале это было приятно, но вскоре стало горько и тошно. Сначала вокруг было тихо, но потом – слишком громко и солоно. Все мои чувства перемешались, завились клубком, цветные сценки с участием моих друзей и родных закружились в водовороте памяти, и я услышал далекий бой колоколов, увидел яркую вспышку света в конце тоннеля, а потом понял, что все так же стою на середине моста.
Ноги мои обрели крепость, руки – силу, я отпустил ветку, сделал шаг назад и обернулся. Собака уже поравнялась со мной, но все так же брела, покачиваясь, по мосту. Я слышал клацанье ее когтей по деревянным балкам, видел опущенный хвост и больную лапу, которую она с трудом волокла за собой. Чувство одиночества быстро таяло в воздухе, но запах гнили и разложения оглушал, – казалось, он прожигал дыру у меня в ноздрях.
Мне захотелось протянуть руку и погладить клочковатый собачий бок, но, пока я раздумывал, собака добрела до конца моста и, пошуршав, исчезла среди зарослей на другой стороне реки. Я немного подождал, но собака не вернулась. Я и не хотел, чтобы она возвращалась, но в то же время очень этого хотел, и от этой неразберихи у меня разболелась голова. Что я мог сделать? Только оседлать «хонду» и отправиться домой.
Мама ждала меня на кухне. Она не могла знать, что я приеду, но я видел, что она понимает, что произошло. Я бросил рюкзак на пол, сел за стол и подпер ладонями подбородок. Рассказать ей о собаке и тоннеле? Или она и об этом уже знает? А сама она видела когда-нибудь ту собаку? Бывала в тоннеле? Это что, то самое место, которое проходишь, чтобы попасть в страну, где знаки и приметы уже совсем не те простые вещи, какими они выглядят тут? Я поднял глаза. Мамин взгляд был устремлен прямо на меня, и мне стало не по себе. Я открыл было рот, но она приложила палец к губам и отрицательно качнула головой.
Я откашлялся и сказал:
– Мистер Эванс выгнал меня.
– Я знаю, – сказала мама.
– Я знаю, что ты знаешь, – сказал я.
Я не стал рассказывать про то, что Диккенс едва не застрелил Спайка, приняв его за меня, а просто сказал:
– Ерунда, в общем, получилась.
Мама встала, поставила чайник на огонь и сказала:
– Чашка чая нам обоим сейчас не повредит.
– Мне кажется, лучше выпить чего-нибудь покрепче.
Я вытащил из холодильника бутылку пива, и в этот момент в дверях появился отец со здоровенным кочаном капусты в руках. Он положил кочан на стол, взглянул на рюкзак на полу и, вздохнув, пробормотал:
– Что, опять?
Я кивнул.
– Эх, Эллиот…
– Хочешь пива? – Я протянул ему бутылку.
– Ладно, давай.
Мы расселись вокруг кухонного стола, и я попытался объяснить родителям, что вовсе не хотел уходить от мистера Эванса. Он считал меня хорошим работником, но что было делать, ведь Спайк – мой друг!
– Ничего себе друг! Совсем никудышный… Тебе следовало бросить его много лет назад! Он всегда плохо на тебя влиял.
– Да, но друг…
– Знаю, знаю. Но, понимаешь, сын, иногда стоит и о себе подумать…
– А иногда стоит защитить друга.
Против этого им нечего было возразить, так что я откинулся на спинку стула, хорошенько глотнул холодного пива и уже было открыл рот, чтобы рассказать про встречу с собакой без головы, но быстро закрыл его. Незачем зря болтать, есть вещи, о которых не говорят. Я подхватил рюкзак и отправился к себе. Лежа в кровати, я слышал, как мама с папой гремят на кухне посудой, прибирая ее на ночь. Я закрыл глаза и позволил дню скатиться с пригорка в темноту. Дом щелкал и потрескивал, кошка неслышно прошла по коридору мимо моей комнаты, кровать скрипнула. Мир успокаивался на ночь, и я почувствовал, как моя кровь замедлила свой бег и на меня, как занавес, спустилась сверху тишина.
Глава 28
Я помню, что было дальше. Память моя ясна. Я мог бы заглянуть в нее – и сквозь все завихрения и водовороты увидеть дно. И разглядеть плывущих рыб и дым, плывущий вдоль по течению моих мыслей. Точно, именно такое было чувство: дым вплетался в мои мысли, закручивал их в кольцо, душил, так что высказать их я не мог.
На следующий день после того, как я уехал с фермы, а Спайк сбежал в неизвестном направлении, я позвонил Поллоку. Я рассказал ему, что произошло, а он проворчал, что мне следовало проинформировать его об этом раньше. На это я возразил, что, судя по тому, как лихо он облажался в прошлый раз, день раньше или позже все равно ничего не изменит, так какого черта я должен был напрягаться и звонить ему раньше. Видимо, он понял меня, хотя кто его разберет. Он казался подавленным, а когда я спросил, знает ли он, где сейчас Диккенс, Поллок ответил так:
– Мы нашли его машину в Бристоле. Заднее стекло пробито, на сиденье кровь. Но его в машине не было.
– Вы гений, Шерлок, – сказал я. – Что-нибудь еще?
– Я бы не беспокоился, – сказал он.
– Действительно, с чего мне беспокоиться? Вот только я каждую минуту боюсь в штаны наложить от страха.
– Да он сбежал.
– Сбежал? Вы уверены? Кажется, я уже это слышал. И куда же он сбежал на этот раз?
– В Испанию.
– Куда-куда?
– В Испанию. У него там дружки. К тому же я знаю, что у него есть парочка фальшивых паспортов. – В горле у Поллока свистнуло, как будто его проткнули.
– А вы уверены, что он в Испании?
– На девяносто девять процентов, – сказал он.
– То есть существует один процент вероятности, что он объявится сегодня дома у меня ночью, чтобы выколоть мне вилкой глаза?
