Идея заключалась в том, чтобы предоставить пленнице обманчивые условия для побега. То есть сократить стражу внутри, но увеличить снаружи (чтобы потом поймать ее опять), как бы невзначай забыть арбалет на видном месте и ждать, пока она не додумается сбежать. Во время всей операции вести наблюдения: насколько развито ее владение этим видом оружия.
На утро все приготовления были закончены и начало операции назначено на двенадцать. За завтраком опять собрались все: еще надо было решить кое-какие вопросы.
— Это рискованно! — отрезал Правитель.
— Вот именно! — намазывал я варенье на кусок хлеба. — Поэтому я не хочу, чтоб ваши ребята были ранены, а мне привычно…
Все дружно засмеялись, не подозревая, что я говорил совершенно серьезно.
— Все-таки это вроде как секретная операция, — продолжил я. — Поэтому должен участвовать кто-то из своих, но кого не жалко.
— А если тебя жалко? — тут же съязвил Рив.
— Я живучий, за меня можете не переживать, — варенье упрямо капало с бутерброда.
— Кто бы сомневался! Справится он! — нарочито пафосно изрек Луч. — Почему ты думаешь, что другие не справятся?
— Тебе тоже хочется? — заинтересовался я. — Так пойдем вместе, мне нужен будет помощник.
— Как сам, так главный, а как я, так помощник? — притворно обиделся тот. — Нет уж, если мы вместе — действуем на равных. И рискуем на равных!
— Да ладно, я никого не хотел обидеть, я просто предлагаю один из вариантов, — зубы с наслаждением вонзились в кусок хлеба. — Никто не хуже других, но арбалетчик тут я. Я умею стрелять сам и могу предугадать поведение девушки, если она умеет управляться с арбалетом.
— Я тоже стреляю, — попытался возразить Гром.
— Никто не сомневается, — примиряюще улыбнулся я. — Но из чего ты у нас стреляешь?
— Из лука… — пробормотал тот.
— А точнее из боевого лука! — заметил Луч. — Далеко ты с ним убежишь?
— Вот и я о чем! — поддержал я светлого. — Может еще Рив, он у нас метатель ножей, но это все-таки тоже не совсем то.
— А почему не может участвовать кто-то из дружины? — искренне не понимал Растерли.
— Ох! — возвел глаза к небу Луч. — Мы же говорим, что операция секретная. Чем меньше народу будет знать об этом, тем меньше будет слухов. Представь себе, что девка умеет стрелять и замочит пару-тройку твоих людей, что о тебе скажут при дворе? Что ты отправил людей в неизвестность, что равно «на смерть»! А Мей прав: он сможет увернуться, он сможет что-то где-то предугадать и он сразу определит, умеет девчонка держать в руке корпус арбалета или нет, зарядит ли она болт со сноровкой или с тру дом и так далее.
— Понятно, — поник его величество. — Но я все-таки стою на своем.
— Не нужны там твои воины! — в сердцах выкрикнул Гром, потом резко замолчал и продолжил уже спокойно. — Ты видел, какая она худая? Это значит, что она либо неповоротлива, как изнуренная пахотой кляча, либо слишком проворна, словно ручеек среди камешков! Все-таки действительно, Мей не хуже твоих воинов, я сам видел, на что способен малец. Он сможет все сделать правильно и не растеряется, если что-то пойдет не по плану. А вот твои воины побоятся что-то сделать, не получив на то твоего распоряжения.
— Убедили, — махнул рукой Растерли и спустя небольшую паузу добавил. — Но я все-таки настаиваю на своем!..
Что?! Что вы так на меня уставились?! И не надо скалить зубы, Гром, я же сказал, что согласен.
После завтрака приготовления главного действующего лица — меня — начались полным ходом. Сперва на мое тело натянули кольчугу. Знатную такую кольчугу, из крепчайших самых мизерных, какие только было возможно смастерить в этом мире, колечек. Она почти вплотную облегала мне грудь, но дышать не мешала. Однако я чувствовал себя, словно был в рыцарской броне, настолько неудобно и непривычно мне было. От шлема я отказался напрочь: он сильно мешал при прицеливании, а вот от тонкого металлического каркаса на область таза я отказываться не стал — даже если она не умеет стрелять, по яй… короче, по одному очень нежному месту засадить для нее особых проблем не составит, особенно если таковой опыт уже имеется. Сверху на меня напялили куртку, на внутренних полах которой разместили метательные ножи — на всякий случай. Сапоги у меня и так были отличные, как никак только что купил в Камуре! Меч решено было с собой не брать — только мешать будет.
Камера, где пока содержалась заключенная, представляла собой каменное помещение с очень узким окном, в которое невозможно протиснуться, и одной единственной дверью, укрепленной решеткой. Для задуманного придется отослать стражника куда подальше, и занять его место. Еще парочку страж отправить сторожить за пределы темницы, чтобы в башне кроме меня не было никого. Я принесу ей еду и как бы случайно забуду запереть замок, просто прикрыв дверь. Девушка должна воспользоваться случаем, когда ее «охранник» удобно устроится на своем стуле и тихо захрапит. По крайней мере, мы на это надеялись.
На самом деле я вызвался участвовать лишь потому, что знал точно — она не виновна. Не знаю, что меня так напрягало, но как-то дико было осознавать, что по моей вине могут обвинить совершенно невиновного человека. Возможно, это играла своими остатками совесть, решившая, наконец, что пора показать мне, что она еще жива. Я просто не представлял, как буду существовать с таким грузом: невинную девушку наказали по всем правилам, а я все знал и ничего даже не попытался сделать!
И в случае, если она сумеет правильно выстрелить, никто даже не станет сомневаться и наказание последует незамедлительно! Однако ведь даже владение арбалетом не доказательство! Поэтому в любом случае я собирался всем объявить, что девица не владеет стрелковым оружием. На мое удивление, похоже, даже Рив не догадывался о настоящем виновнике убийства. А значит спасти эту бабочку, размахивающую крылышками над языками горячего пламени, суждено было только мне… Надо заметить, убедить остальных в этом оказалось очень сложной задачей.
Ровно в двенадцать, как и планировалось, я заступил на «пост». Не удержавшись, я одним глазом заглянул в щелку в двери и увидел ее, прижавшуюся к холодной стене. Эти гады даже сухой накидки ей не дали, вопреки приказу Правителя! Ее тонкие ручонки и все остальные части тела судорожно тряслись, пытаясь справиться с холодом. Мое сердце сжалось в груди, но силою воли я сумел подавить это чувство и не выдать себя. В назначенное время принесли обед, я пропустил мужчину в камеру. Тот молча поставил поднос с какой-то плюхающейся воняющей жидкостью на пол, и так же молча удалился.
Трясущаяся девушка даже не посмотрела в его сторону, полностью игнорируя «еду». Почуяв запах, исходивший от того, что называлось «пища», я ее прекрасно понял: такие харчи не вызывали аппетита.
— Хлеба, — командирским тоном сказал я удаляющемуся стражнику.
— Чего? — повернулся тот.
— Я говорю, хлеба принеси! — рявкнул я, дабы тот не засомневался в моем превосходстве.
