— Так она говорила не только со мной? — медленно спросил барон.
— Не только. Но достойных не нашлось. Было сказано, что Щур-Риор ее последняя надежда, — ответил Горностай. — Увидев вас, я понял, что это действительно так.
Он склонил голову, волосы скрыли его лицо. Горностай опустился на колено. Барон усмехнулся. Было видно, что теперь он склонен верить пленнику гораздо больше.
Ай да Горностай, подумала Арника, и тут же внутри прозвучал его голос: «Скоро мне развяжут руки. Не показывайся ни в коем случае».
— Ты ни слова не сказал о девчонке, которую сопровождал.
— Я никого не сопровождал, господин барон. Она появилась передо мной в лесу, внезапно вышла на дорогу. Я не знаю, откуда она взялась — ведь человеческого жилья поблизости нет. Она шла рядом со мной и молчала в ответ на все вопросы. Потом вы ее спугнули.
Барон вопросительно оглядел своих людей:
— Ты что скажешь, Ташт?
— Похожа на Девоньку, — подтвердил тот, кто говорил с ними на дороге.
— В лесу канула — ни звука, ни движения. Такого еще не было, чтоб я девку не смог догнать, — сообщил кто-то с другой стороны костра.
— Девоньки не должно здесь быть. Она ушла вместе с прежними временами, — сказал Ташт, впрочем, не совсем уверенно.
— Даже если она вернулась, мы договоримся, — негромко сказал барон, и Арника поняла, что все это время он чувствовал ее присутствие. — Что ж, твои речи убедительны, монах… как там твое имя?..
— Я рад, что вы мне поверили.
— Разве я сказал, что поверил тебе? — прошелестел Щур-Риор.
— Но, господин барон…
— Ташт. Как обычно, — скомандовал барон и скрестил руки на груди, наблюдая за растерянным Горностаем с живейшим интересом.
Ташт с готовностью поднялся, вслед за ним встали со своих мест еще трое или четверо. Арника, наслышанная о том, как обычно поступал с пленниками Щур-Риор, не стала дожидаться продолжения и медленно вышла из-за деревьев.
— Смотри! — крикнул кто-то.
Арника почему-то знала, что сейчас надо двигаться легко и плавно, чтобы походка и жесты напоминали медленную, тихую музыку, и тогда ей удастся все: и увести отсюда Горностая, и избежать погони, и добраться до Даугтера, и найти Терна — все получится, если сейчас она ни разу не собьется. Струящаяся, звучащая тишина и прозрачность переполняли ее, словно она была огромным осенним лесом, древним и мудрым. Она медленно приблизилась к людям, которые стали насквозь видны. Странные это были люди — словно пустые изнутри. Ни прошлого, ни мыслей, ни желаний. Будто барон Щур-Риор взял и выдумал их — наскоро, не сходя со своей коряги у костра. Она мимоходом взглядывала в лица, удивляясь своей власти — непривычной и невероятной, — и разбойники отводили взгляды. Остановившись напротив Горностая, она улыбнулась и потянула его за рукав. Они уходили, и никто не пытался их остановить.
Но барон все же был потомком смотрящих в небесную и лесную даль и находящих на ее дне свою душу. Он очнулся первым.
— Стоять, — раздался его негромкий голос. Арника споткнулась, расплескивая наполнявшую ее тишину, и превратилась в прежнюю Арнику — не обладающую никакой властью деревенскую дурочку.
Чьи-то цепкие пальцы держали ее за плечо. Они стояли в плотном кольце разбойников, барон Щур-Риор переводил взгляд с Арники на Горностая.
— Я ее знаю. Она с постоялого двора в Иволине, — подал голос кто-то из разбойников. — То ли глухая, то ли дурковатая, то ли еще что…
— Девочка, поди ко мне, не бойся, — улыбнулся барон.
Лицо Горностая окаменело. Барон снова сел на свою корягу, усадил Арнику себе на колени и, накручивая на палец прядь ее волос, обратил к нему бесстрастные ящеричьи глаза.
— Я не пытался вас обмануть, я сейчас все объясню… — глухо заговорил Горностай.
— Объясни, объясни.
И вдруг Горностай смолк и выпрямился, глядя в сгущающиеся сумерки поверх плеча барона. Там между деревьями обозначилась тонкая вертикальная, тускло светящаяся полоска, словно кто-то острым ножом взрезал темноту.
Барон, оглянувшись, разом утратил хладнокровие, вытянул морщинистую шею и высоким голосом закричал:
— Это они!
Все засуетились, становясь у костра полукругом. Горностай остался на месте, озадаченно крутя головой. Огонь быстро опадал и таял. Барон Щур-Риор тяжело дышал и напряженно смотрел, как сквозь прореху в темноте протягиваются узкие лучи. Арника зажмурилась — страх его был так велик, что превращался в телесную боль, вынести которую было почти невозможно. Наконец барон застонал и обернулся к Горностаю.
— Она сказала — возьми любого человека с Порубежья, он сделает! Ты… ты сделаешь, правда? — Он мучительно выговаривал слова, словно раненый.
— Сделать — что?
Барон протянул руку над костром:
— Вон там, между деревьями в темноте, открывается щель, и выходят Они. Их двое, всегда двое, с переменчивыми, как огонь, лицами. Они идут медленно, тишина становится густой, Они рассекают ее справа и слева от нас, заходят с двух сторон… мы любуемся звуком Их шагов, хотя знаем, что нет никакого звука, мы слушаем музыку Их походки, жадно вбираем глазами… пока Они движутся к нам, тихие, лучезарно прекрасные…
Он задыхался.
— Один из нас, тот, за кем Они пришли, встает Им навстречу, протягивает руки ладонями вверх. Они берут его справа и слева и уводят, точно ребенка, точно слепого, он шагает в свет между деревьями, доверчиво, ни разу не оглянувшись… мы не видим, куда его ведут, а он видит, иначе не объяснить… и этот отсвет… Я каждый раз угадываю, кто поднимется Им навстречу с раскрытыми ладонями, угадываю по отсвету, вдруг появляющемуся на лице, как раньше угадывал тех, кого убьют в ближайшей стычке… но тогда все выглядело иначе, совсем иначе, серая тень растекалась, разглаживала лицо, а сейчас… он будто смотрит на огонь… ходит, говорит, спит и в то же время тихо, неподвижно смотрит на пламя, оно отражается у него в глазах, я вижу… так продолжается день или два, а потом Они являются увести его…
— Я понимаю, о ком вы. Это аррины, существа сопредельного мира, — мягко сказал Горностай. — Раньше их можно было увидеть только на Порубежье, высоко в горах, где преграды между мирами истончены до предела. Это блаженные существа, их нечего бояться…
— Молчи, монах! Они забирают нас отсюда, вознаграждая за то, что мы когда-то остались здесь и выжили… Раньше я доверял Им, я твердо знал, что буду последним, что несколько дней одиночества и неизвестности оставили Они для меня, после того как уйдут все до единого… Может быть, несколько недель или месяцев, как испытание… Но сейчас, сегодня я знаю другое — Они оставят меня здесь навсегда. Не покажут, куда забрали Филина, Дейма, Живодава и прочих подонков… Я никогда не увижу чистого пламени, в которое смотрели они все. Я останусь здесь. Один. Вечно — смерти не будет — раздумывать, за что это мне… Так замыслили Они, но я разгадал Их намерение, и Они уже знают, что я знаю — Они слышат, что я сейчас говорю и чего требую у тебя. Пусть. Мне нечего терять… В отличие от тебя. Ты подчинишься. Ты спасешь меня. Ты должен.
