тяжелым солнечным светом.
– Мистер Эллингтон! – внезапно услышал я знакомый голос.
У ворот в небольшой двор, окружавший мой дом, топтался Джордан Дэй, сжимая пальцами широкие поля своей панамы. Она была светлая, почти белая, исключительно мятая – видимо, ее пытались отстирывать от многолетней пыли, но без особой удачи, – и поразительно контрастировала с его строгой униформой.
– Доброе утро, – отозвался я. – Входите же. Почему вы там остановились?
– Ну, так… – отозвался он и неопределенно огляделся по сторонам, словно предполагал увидеть поблизости нечто странное. – Все-таки ваша территория, знаете ли… Вторгаться в чужой двор без дозволения домохозяина весьма малозаконно, а подобные поступки противоречат всем моим жизненным и профессиональным принципам…
Я махнул рукой, как бы умоляя его прекратить эти рассуждения, и он тотчас обрел простоту и даже какую-то грациозную ловкость и исключительно быстро, как бы проплыв по воздуху, очутился рядом со мной.
– Говорят, вчера вы опять ходили на реку, – заговорил он, усаживаясь на скамье в тени старого дерева. Очутившись там, он снял панаму и принялся обмахивать ею лицо, хотя, по правде сказать, было не так уж и жарко.
– Осваиваю рыболовство, – ответил я. – Что же тут удивительного, мистер Дэй?
– Удивительно не то, что вы, поменяв образ жизни, приучаетесь и к новым для себя занятиям, – живо произнес мистер Дэй. – Другое поразительно: до сих пор вы избегали ходить на то место, где не так давно… Сами помните тот трагический, тот тяжелый для всего нашего селения день! – выговорил он пафосно и снова натянул на голову панаму.
Я давно уже перестал удивляться тому обстоятельству, что мистер Дэй в курсе абсолютно всех, даже самых малых действий, которые производят местные жители. Кто куда направился, кто с кем общался и по какой теме, какой работой нынче занимается тот или иной житель и та ли у него нынче работа, что бывает обыкновенно, или же внезапно появилась какая-то новая работа, – обо всем этом мистер Дэй необъяснимым образом имел полные и совершенно точные сведения. Сложно сказать, для чего ему это требовалось. Насколько я успел выяснить, все его поступки были продиктованы исключительным бескорыстием. Возможно, основной областью для его душевной сытости – если можно так выразиться – служило удовлетворенное любопытство, а любопытство его было поистине безмерно: трудно представить себе хотя бы малейшую деталь, которая его бы не занимала.
– Видите ли, мистер Эллингтон, – проговорил мистер Дэй, как-то чрезмерно отдуваясь, словно прошел в жару долгий путь торопливыми шагами (хотя на самом деле не произошло ничего подобного), – ваша близость с покойным мистером Эллингтоном… Я бы даже сказал, не только внешняя, но и внутренняя близость…
– Для родственников совершенно естественное состояние, – перебил я, несколько раздосадованный всеми этими хождениями вокруг да около. – К чему вы клоните, мистер Дэй?
Он замахал руками:
– Ни к чему, ни к чему не клоню, что вы, мистер Эллингтон! Дорогой мой, да как бы я смог клонить? Не мой путь, знаете ли, абсолютно не мой путь… Я что имею в виду?
После этого вопроса он замолчал и вытаращил на меня глаза.
– Что? – не выдержал я.
В созданной мистером Дэем ситуации мой вопрос можно было бы сравнить с ключом, который повернули в некоем застывшем механизме, вновь пробудив его к жизни.
– Что?! – вскричал он внезапно и хлопнул себя ладонями по бокам. – А вот что! Не стоит вам возвращаться к реке, мистер Эллингтон, вот о чем я хотел вам сказать. Не в ближайшие дни, мистер Эллингтон, не в ближайшие. Позднее, быть может, и лучше бы в другую сторону, ну знаете, туда, выше по течению… – Он махнул рукой в неопределенном направлении. – Куда-нибудь туда, если вы меня понимаете.
– Послушайте, – взорвался я наконец, – откуда вам все это известно?
Он пожал плечами.
– Некоторые вещи попросту существуют, – пробормотал он, тряся головой. – От нас они никак не зависят. Солнечный свет, летающие мухи, журчание воды. Они выглядят безопасными и часто радуют глаз, но что скрывается там, в глубине? Какова истинная рука, которая заставляет их шевелиться? Вот о чем стоит задуматься, мистер Эллингтон.
Он приподнял шляпу, встал и враскачку, быстрым шагом направился к выходу. Я долго смотрел в его спину и только спустя некоторое время понял, что ни он, ни я даже не попытались произнести вежливое «до свидания».
Как ни удивительно, высказанное Джорданом Дэем более чем странное заявление глубоко проникло в мою душу. По всей видимости, он нашел точное словесное определение для тех еще не оформившихся мыслей, что витали в моей голове все это время. Я твердо решил отказаться от намерения пойти на реку и продолжить свое «естественное наблюдение» за теми странными «гнездами», что прилепляли друг к другу трехиглые колюшки. Еще вчера мне это показалось странным и даже вызывающим испуг, а сегодняшние косвенные предостережения мистера Дэя еще больше укрепили меня в изначальном впечатлении.
Я зашел в дом и приготовил для себя вторую чашку кофе. Твердое намерение провести день здесь, в саду, не занимаясь ровным счетом никакой активной деятельностью, росло во мне с каждой минутой.
День проползал медленно, как сытая змея, но чем выше поднималось солнце, тем беспокойнее мне становилось. К середине дня я уже не находил себе места: всё окружающее меня как будто утратило всякий смысл. По неясной причине сделались почти совершенно бледны деревья, прижалась к земле трава, еще утром пышная и ярко-зеленая, с тоской еле заметно шевелилась дверца, через которую шагнул в никуда мистер Дэй. Мир моего небольшого двора выгорал, словно газетное фото, всё лето пролежавшее на подоконнике.
И сам я как будто обесцветился и утратил связь с живой реальностью.
Я вытянул вперед руки и посмотрел на них, почти полностью уверовав в то, что скоро они начнут растворяться и исчезнут прямо в воздухе.
– Кто ты – Ксавьер или Коннор? – проговорил я, и голос мой как будто прозвучал издалека. Можно было подумать, что эти странные слова произносит кто-то находящийся в стороне от меня, кто-то, кто мной вовсе не является.
Я встал и направился к дороге. Ноги сами несли меня в сторону реки. Я больше не мог выдерживать происходящего. Что бы ни случилось, оно должно было закончиться сегодня.
Река текла между пылающих зеленью трав. За сегодняшний день она еще больше обмелела; жара делала свое дело, пытаясь добраться до самого дна и облить солнечным огнем и пышные водоросли, и бойкие стаи рыбешек.
Некоторое время я стоял на берегу, подняв голову к солнцу. От яркого света глаза мои почти ослепли, я зажмурил их и в наступившей для меня темноте сделал несколько шагов. Все быстрее и быстрее двигался я по берегу, пока внезапно не остановился на том самом месте, где вчера наблюдал за самцами-колюшками, прилепляющими свои «домики» один к другому. Теперь там виднелось какое-то неестественно огромное сооружение, однако ж мне потребовалось не более секунды, чтобы узнать в нем человеческое тело. Ровно на том самом месте, где я нашел своего погибшего двоюродного брата, лежала своего рода карикатура на него – некое «тело», выстроенное самцами-рыбами, схожее с человеком-утопленником. Волосы-водоросли колыхались над его головой, руки, раскинутые влево и вправо, безвольно лежали на речном песке. Рядом проплывали стайки мальков, а вода текла и текла над ним, направляясь в бесконечность.
Солнечный свет, пробиваясь сквозь текущую воду, озарял «труп», созданный из тины и слизи, таинственными бликами и сполохами. Их сияние действовало на меня магнетически, я не мог оторвать взгляда от этого странного зрелища. Природа, пользуясь инстинктом маленьких полупрозрачных рыбешек, подобно художнику, создала удивительную картину… или, быть может, подобно ученому, пыталась победить саму смерть, наполнив копию мертвого тела зародышами будущей жизни? Какие бы силы ни управляли живыми существами, они не в состоянии были вернуть к жизни того, кто покинул ее…
Такая мысль мелькнула в моей голове, однако почти в тот же миг я отчетливо увидел, как «тело» пошевелило рукой. Я решил сначала, что это свет и тени, колыхнувшись, сыграли со мной злую шутку, или течение реки стронуло с места фальшивого утопленника. Но буквально через мгновение «утопленник» согнул «ногу» в колене и приподнял «голову», всколыхнув придонную муть. Вода вокруг него словно вскипела. Темная тень зашевелилась внутри поднятых волн. Несколько минут на моих глазах менялись ее очертания – такое бывает, когда некто вздымается из-под воды, – и вот тень обрела отчетливую форму. Вода обильными потоками стекала с плеч поднявшегося
