это же почти 12 стрелковых дивизий ополченцев сформировали от Ленинграда до Москвы. В Москве, что - то около 160 тысяч было набрано, в их числе и я.
По правде сказать, прибыл я в дивизию позже гораздо, в составе маршевой роты, они с августа уже пластались на фронте и к октябрю там был серьезный недобор народа. Со стрелковым оружием был порядок, даже перебор был, как в сказке про «Мальчиша Кибальчиша», когда «винтовки есть да держать некому».
В передачке этой гадкой, про ополчение, которую я слышал, говорили, что были почти невооруженные. Чушь собачья. Ну хотя, хрен его знает, когда уходили на фронт может и была нехватка оружия, нечем было вооружать, не рассчитывали на такое число добровольцев, дали что было.
На фронте же оружия было в достатке, разжились трофейным, да от своих разбитых и выходящих из окружения частей чего - то досталось.
Когда я прибыл в расположение то и дивизия называлась уже просто «8-ая стрелковая», без всяких приписок в виде слова «ополчение», видимо уже успели себя проявить, доказать, что достойны воевать почти наравне с кадровыми.
Народ не унывал, настроение у людей было более-менее приподнятым, говорили, что на днях они окружили и расколошматили небольшой немецкий толи десант, толи какую – то моторизованную группировку, уже и не помню.
Сейчас все норовят ткнут рожей в грязь Сталина и ставку верховного главнокомандования, якобы этот он недоглядел, это он просчитался и полез на ежа голой жопой, против немецких танков бросил ополченцев. Почему все вокруг стали дураками, когда я успел пропустить этот момент?
Ещё в 60-ые годы чёрным по белому писали, участники событий, что не ставки это был просчёт, а генералы, руководившие фронтом жидко обделались. Там на минуточку был целый фронт и две армии,16-ая и 19-ая, но почему - то Будённый и Конев решили, что немцы будут бить в стык между армиями и ждали удар именно там, а ставка верховного главнокомандования их ещё в сентябре предупреждала, что немцы будут наносить удары в обхват, будут в клещи брать, к слову все директивы те сентябрьские сохранились.
Но зачем читать, зачем анализировать, лучше открыв рот слушать брехунов этих.
Ну а тогда, так и получилось, что фронт был прорван, а в бреши хлынули немецкие танковые группировки, задерживать которые кроме ополченцев больше было некому. Мы и стали той самой «голой жопой», которую бросили на «ежа».
Но успел я застать один удачный бой, по сути это и был последний бой нашего ополчения, в нашем исполнении, немцы бросили в прорыв авангард, разведку, усиленную бронетранспортерами и легкими танками. Они были уверены, что фронт прорван на всю оперативную глубину и перед ними вообще никого нет и поэтому решили сократить путь и выйти на большак через густые перелески.
Немец торопился, время для них имело решающее значение, они хотели закончить войну осенью. Если бы не их наглость и уверенность, их техника бы с роду в лес не сунулась. Там мы их и приняли, окопались по-быстрому и ждали в утреннем тумане, в том тумане и смерть многие из нас приняли.
Жгли их бутылками, гранатами, рассеивали и сдерживали пехоту огнём. Сколько пожгли? Не знаю, врать не буду, но фрицам хватило, чтобы остановиться и откатиться назад. Сутки мы выиграли, немец ждал подхода основных сил.
Из перелесок вышли единицы, от моего батальона может человек 30 осталось. Сколько осталось от полка не знаю, а от дивизии тем более. Силы были рассеяны, централизованное управление к тому моменту было слабым, по большей части потеряно. В следующие дни нас просто убивали.
Методично, со знанием дела, вбивали грязь артиллерией, мешали с землёй авиацией. Всё разбито, всё вокруг горит. Избы, машины, повозки.
Кто - то пытается воевать и организовать стихийные очаги сопротивления, другие бегут непонятно куда, даже толком не знаю в какую сторону из окружения прорываться, третьи дохлую лошадь ножовкой разделывают и жрут чуть не сырую с голодухи, потому как на дым от костра немец сразу минами засыпает.
Вот такая вот агония, вот такое вот безумие. Всё слилось в один нескончаемый день, ощущение времени ушло, где-то потерялось. Интеллигенция и вообще люди зверели на глазах, одни бросали раненных, оставляя из в воронках, бросая ещё живых товарищей под гусеницами немецких танков, другие наоборот сплачивались, становились как братья, отстреливались в одном тесном окопчике до последнего, так и умирая, привалившись один на другого. По-разному было. Страшно было.
