Церковь вальденсов, прозванная «бедняками лионскими», согласно своему исповеданию, отрицала всякие внешние институты. В ней не было ни установившихся обрядов, ни прелатов, ни монахов, ни десятин, ни церковных имений, ни привилегий, брак священников был дозволен.
Священники вальденсов, которых именовали «барбы» («barba»), посвящали всю свою деятельность проповеди. Их объяснения таинств, запрещение крестить детей напоминает подобное же учение русских духоборов. Последние имеют столь же близкую связь с евангелической ветвью альбигойцев, как люди Божьи – с их дуалистическим крылом.
Практический кодекс нравственной жизни вальденсов и обязанности их духовенства предписываются стихами той же «Nobla leycon»: «Пастыри церковные не должны проклинать и убивать лучших людей и оставлять жить в мире злых и обманщиков, этим узнается только, что они пастыри недобрые, что они любят овец только для того, чтобы стричь их. Но Писание гласит, да и видеть теперь можно везде, что есть добрые люди, любящие Бога и Христа, которые не хотят ни злоречить, ни клясться, ни лгать, ни любодействовать, ни убивать, ни красть, ни мстить своим врагам: это-то и есть вальденсы, за это-то их и влекут на казнь. Те злые пастыри совершают много грехов, за сто, за двести, за триста ливров они дают разрешение (речь об индульгенциях. – Ред.), а доверчивая паства не знает, что этим впадает в смертный грех, ибо я могу сказать вам, что все папы, после Сильвестра до настоящего времени, все кардиналы, епископы и аббаты, все вместе не могут дать ни одного искупления и простить смертных грехов кому бы то ни было. Ибо один Бог прощает, никто другой не может, а истинные пастыри должны проповедовать народу и непрестанно внушать ему божественное учение, очищать его добрым примером и добрыми увещаниями и так заставить его покаяться, дабы идти по следам Иисуса Христа, исполняя его волю, неуклонно соблюдая все, что повелел он. Только тем можно избежать антихриста и не подчиниться его делам и словам, а по Писанию уже много антихристов, ибо «антихрист» означает все, противное Христу»[206].
Частная жизнь этих сектантов была безупречна, она напоминает пуритан XVII столетия, с которыми вальденсы имеют удивительное сходство. Подобно им, они доходили до ригоризма и, живя на Юге, будто принесли туда начало северной стойкости и неодолимой крепости духа перед соблазнами мира. Подобно им, они любили говорить ветхозаветным языком, а кротость и молчание тех и других могли обратиться в неудержимое негодование только при виде иконы или католической статуи.
Барбы вальденсов старались принимать облик еврейских судей. Все это дало повод одному из несведущих французских романистов[207] совершенно превратно перенести весь культ вальденсов на массу альбигойцев-дуалистов, с которой вальденсы имели мало общего.
Великой и общей, как у вальденсов, так и у пуритан, была ненависть к светским удовольствиям. Танцы – это шествие дьявольское, и пришедший на бал присутствует на позорище дьявольском. Дьявол в начале, в середине и в конце всякой пляски. Сколько шагов человек сделает на балу, столько таковых он ступит по дороге к аду. В танцах грешат разными способами: излишним и долгим хождением, прикосновением к женскому стану, блеском украшений и нарядов, слухом, зрением, разговором, пением, мечтами и суетой. Бал – это несчастье, грех и суета, а мы хотим еще отличаться в плясках. О вреде танцев практический кодекс распространяется особенно долго. Женщины на балах прельщают тремя способами: своим прикосновением, взорами, слухом, и этими-то тремя средствами они завлекают людей маломудрых. На это позорище дьявол является со всей своей пышностью, точно католики на мессу. И женщина, поющая на балу, – игуменья дьяволова, а вторящие ей – клирики римские; зрители же – прихожане, а звуки и флейты – колокола, а гудочники – слуги дьявола. Суждение о вреде бала является, таким образом, поводом, чтобы разить ненавистные обряды католичества. Участвующие на бале грешат против всех десяти заповедей вместе и каждой отдельно. На нескольких страницах упорно доказывается и развивается это положение[208].
Управлять своими чувствами, подчинять тело духу, умерщвлять плоть, избегать праздности – вот четыре основных положения, к осуществлению которых должен стремиться всякий истинный христианин. Но ограничение потребностей тела, как мы видим, проистекало не из тех основ, которыми руководствовались в этом случае славянские и альбигойские дуалисты.
Столь же одинаковы с дуалистами были у вальденсов положения жизненного кодекса, составляющего последнюю главу их «Дисциплины». Она настаивает на том, что необходимо презирать этот мир, избегать дурного общества, жить в ладу со всеми, избегать всяких тяжб, любить своих врагов, переносить клевету, поношения, угрозы, претерпевать пытки, все мучения за истину, не предаваться дурным поступкам и мыслям и питать особенное отвращение ко всему, что напоминает идолопоклонство, вроде молитв к святым, которые в таком случае становятся выше Бога, вроде украшений храмов и вообще блеска и пышности в жизни светской. Никто не мог заподозрить исповедующих вальденство в безнравственной жизни.
Государственная сторона учения вальденсов была далеко не революционной. Используя тексты Ветхого и Нового Заветов, евангелисты XII века предписывают повиновение властям. Все люди, вредные обществу, должны быть искоренены, особенно обманщики, обмерщики, фальшивомонетчики; как похитители общественного блага, они по заслугам обречены, согласно Писанию, мучиться в кипящем масле. Игроки в их общинах также были преследуемы, поскольку игра есть «гробница живого человека»[209].
Такова была догматическая и моральная сторона религии вальденсов, этой западной ветви альбигойства. Ее поразительное сходство с будущим евангелизмом слишком очевидно, чтобы нуждалось в дальнейших разъяснениях, как и их несходство с альбигойцами восточной ветви, с дуалистами славянскими.
«В нашей вере вальденсов нет ничего, что бы было несогласно со словом Божьим, – с чувством говорит историк, смешавший по незнанию оба альбигойских направления. – Вальденсы исповедовали грехи одному Богу со всеми признаками истинного смирения, великой ревности и святой надежды на милосердие Божье… Они призывали Бога в своих нуждах, как Иисуса Христа, нашего Спасителя. Таинство они совершали с верой, покаянием и без изменения обрядов. На брак они смотрели как на учреждение святое, завещанное Богом. Они познавали, сколько любви надо иметь, чтобы утешать, посещать и наделять больных и угнетенных. И неужели за все это они должны были быть осуждены на смерть как еретики, осуждены за то, что с чистотой учения соединяли набожную жизнь, осуждены за повиновение и за святую кротость?»
Так говорил гугенот, родственный по духу вальденсам, говорил четыреста лет спустя после ужасных событий, совершившихся на юге Франции, говорил под живым впечатлением окружавшей его реальности религиозных войн, нечто подобное которой он изображал в своей истории. Картина, нарисованная им, верно передает духовные черты исповедников евангелического учения, составлявших, во всяком случае, меньшинство среди манихеев, густыми полосами заселявших шумные города и плодоносные долины Лангедока. Эти-то люди и пугали Рим своей силой, странностями своего учения. Латинское духовенство, папские легаты имели дело с большинством, то есть с катарами; с вальденсами они встречались редко, и то – только со второй половины XII столетия.
