как мать ребенка, успокоил ласковыми словами, пожал ей руку и вышел из палатки с воинским криком.
Она знала, что он простил ее, но ей хотелось выплакать все свое горе, и эти слезы облегчили ее; затем она обратилась с молитвою к Богу.
Иисус Навин со своими ратниками снова вернулся на поле сражения, где евреев теснили со всех сторон; амалекийцы хотели прорваться сквозь ряды неприятеля и соединиться со своими, которые сделали нападение на лагерь и тогда, конечно, евреи потеряли бы сражение, так как у южного входа в долину стоял еще отряд амалекийцев, не принимавший участия в сражении, но предназначенный для защиты оазиса с внешней стороны.
Но вот амалекийцы пробились почти до последних рядов; в это время Гур заметил, что по скалам с легкостью козы бежал какой-то юноша, и сделал знак пращникам и стрелкам, которые все мгновенно куда-то скрылись, точно провалились сквозь землю.
Этот юноша был Ефрем.
Между тем Моисей не переставал молить Бога, подняв к нему руки, о даровании победы своему народу.
Амалекийцы сделали еще новый натиск и пробивались все дальше и дальше.
Моисей усердно молился с воздетыми к небу руками, и лишь только он опускал их, как неприятель брал верх; тогда Аарон и Гур стали поддерживать его, и он продолжал молиться.
Иисус Навин снова показался на поле сражения и во главе отряда с воинским криком бросился на врагов; ряды амалекийцев дрогнули; еще один такой натиск — и они отступили к югу, откуда пришли.
В это время раздался крик:
— Победа! — и эхо скал повторило это радостное для евреев слово.
Моисей встал и, казалось, не чувствовал более никакого утомления, так как воскликнул твердым и свежим голосом:
— Благодарю Тебя, Господь Бог мой! Народ спасен!
Но тут силы изменили ему, он закрыл глаза и в изнеможении опустился на камень. Через несколько времени он опять открыл глаза и увидел, что Ефрем с отрядом пращников и стрелков напал на амалекийцев, стоявших у южного входа в долину, тогда как Иисус Навин гнал главные силы неприятеля к их бегущим братьям.
Преследуемые с обеих сторон, амалекийцы должны были бежать с поля сражения, но и тут они выказали себя истыми сынами гористой пустыни: по знаку вождя они закололи своих верблюдов и, подобно диким козам, стали перебираться с одной скалы на другую; конечно, многие погибли от рук пращников и стрелков.
XXVIII
Большая часть амалекийцев или пала в сражении или лежала раненая на поле; но все же надо было ожидать, что побежденные не отдадут своего оазиса добровольно евреям.
Кроме того, Иисус Навин и его ратники слишком устали, и потому дальнейшее преследование неприятеля было отложено до рассвета.
Иисус Навин отпустил своих воинов в лагерь, чтобы они могли вместе с родственниками отпраздновать победу. Везде видны были веселые лица, всюду раздавались похвалы Иисусу Навину, а Моисей в присутствии всего народа прижал молодого полководца к своей груди и благодарил за храбрость.
Между тем Иисусу Навину хотелось остаться одному, чтобы привести свои мысли в порядок и несколько отдохнуть после всех пережитых им волнений, и он отправился на поле сражения. Вороны уж вились над своими жертвами, а запах крови привлек и хищных зверей.
Когда стемнело, на поле сражения стали мелькать светильники; явились невольники отбирать раненных от убитых, и часто вздох тяжелораненого смешивался с криком хищных птиц или ревом шакала, пантеры и гиены.
Но Иисус Навин привык к этим ужасам войны; он стоял, прислонясь к скале, и смотрел на звезды, как это было некогда в Танисе, когда в нем боролись два противоположных чувства. Месяц прошел с тех пор, а как многое изменилось в его жизни и в его чувствах; он уже не думал более о тех почестях, которых мог достигнуть, служа в войске фараона; теперь он был предан всею душою своему народу.
А между тем прежде он так мало думал о своем народе и даже гордился тем, что родоначальница его колена, Аснафа, жена Иосифа, была египтянка.
Какая разница между тем, что было прежде, и теперь. Какое-то непонятное, радостное чувство овладело всем существом его, и он стал благодарить Бога, Который осыпал его своими милостями. Иисусу Навину казалось, что он не может вместить в себя всей той любви, которую он питал к своему народу.
Правда, он любил когда-то женщину, которая теперь для него потеряна, но это нисколько не омрачало в настоящее время его восторженного состояния, он вспоминал о Мирьям с благодарностью и находил, что по ее примеру следует жертвовать для народа всем, даже своею любовью.
Правда, Мирьям, была несправедлива к нему однажды, но он простил ей и не вспоминал об этом.
Иисус Навин окинул еще раз взором поле сражения и вспомнил, что под его начальством бывшие рабочие превратились в храбрых ратников, поднявших высоко головы после одержанной победы. Иисус Навин был почти уверен, что с этими людьми ему легко будет отвоевать им новое отечество, которое они полюбят и где будут пользоваться свободою и благоденствием.
Взглянув еще раз на поле сражения, усеянное трупами, и затем на звездное небо, он сказал: «Бог и народ мой!» — и отправился назад, как триумфатор, идущий по пальмовым цветам, которые бросает благодарный народ на путь победителя.
Заключение
В лагере между тем господствовало большое оживление.
Перед палатками горел огонь, у которого сидели веселые группы людей; немало было заколото скота на ужин.
Где только показывался Иисус Навин, везде его встречали с радостными криками; но только отца он не нашел в палатке: старый Нун был у Гура и тут, перед его палаткою сияющий от радости старик, обнял своего сына.
Гур встретил своего гостя с распростертыми объятиями, а Мирьям посмотрела на него благодарным взглядом.
Но прежде чем он сел, Гур отозвал его в сторону и приказал невольникам разрезать только что убитого теленка на две половины и, указывая на него, сказал:
— Ты сделал много великого для народа и для меня, и всей моей жизни не хватит, чтобы отблагодарить тебя за все, что ты сделал для моего дома и моей жены. Забудь те горькие слова, которые омрачили наше спокойствие в Дофка — ты говоришь, что забыл уже, — и станем мы с тобою на будущее время братьями и будем стоять друг за друга в счастьи и в горе. Начальство над войском принадлежит тебе, Иисус Навин, и никому более; этому радуется весь народ, а также
