class="p1">– Талибан[18]?
– Здесь есть и другие фундаменталистские движения, набивающие себе цену и выступающие за джихад. Они откровенно внедряют шариат. Это фанатики, силой навязывающие свое ограниченное представление о мире. Даже для меня они – мракобесы.
– На кого именно вы намекаете?
– Недавно я слушал речи группы, финансируемой салафитами из Саудовской Аравии. Ее члены называют себя «Аль-Каида»[19]. Среди них есть такой Усама бен Ладен[20]. Он клеймит вас, американцев.
– Вы уверены, что он говорил не о русских?
– Нет, о христианах, евреях, буддистах, индуистах. Он уже потребовал взорвать динамитом гигантские статуи Будды в Бамиане.
– Думаю, вы преувеличиваете. Хекматияр, талибы[21], Аль-Каида[22] – все это сейчас наши союзники в вашем регионе. Мы им помогли, снабдили их, как и вас, современным оружием. Что до религии, то для нас это не проблема. В порядке борьбы с советской агрессией мы даже отпечатали и раздали сотни тысяч экземпляров Корана.
Масуд удивленно приподнимает бровь.
– Это называется плести веревку для того, кто вас повесит. По-моему, вам следует тщательнее подбирать союзников. Не все, кто борется «против» коммунизма, – обязательно ваши друзья. Точно так же не все, кто борется «за» коммунизм, – обязательно ваши враги.
– Не понимаю.
– Эти исламисты, которых вы принимаете за своих политических союзников, – двурушники. Они делают вид, что улыбаются вам, а на самом деле готовы при удобном случае всадить кинжал вам в спину.
– Генерал Масуд, вы таджик и вы хотите возглавить Афганистан. Неудивительно, что вы очерняете ваших соперников – что пуштунов, что талибов[23], что саудовских салафитов.
Он с сомнением усмехается и подливает ей чаю.
– Работа еще не закончена, – продолжает Моника. – Все силы сопротивления советской оккупации должны сохранять единство. Русские еще здесь. Сейчас не время обсуждать мелкие расхождения в интерпретации вашей религии.
Афганский командир с сомнением поглаживает себе бороду.
– Признайтесь, у вас зуб на этого Усаму бен Ладена? – спрашивает Моника.
– Я понимаю, как опасно смешивать религию и политику, – отвечает Масуд. – Тем более, когда можно поддерживать за счет нефтяных денег фанатиков, мечтающих завладеть миром. Напоминаю, слово «ислам» значит «подчинение».
Он все быстрее гладит свою бороду – признак растущего волнения.
– Вы, американцы, рано или поздно сговоритесь с русскими, но вам никогда не будет по плечу обуздать натиск джихада.
Моника внимательно смотрит на Панджшерского льва и видит в его глазах огоньки гнева.
– Не говорите потом, что я вас не предупреждал, – заключает он.
Он мудр, но в этот раз он заблуждается. Религия, родившаяся в VII веке, не может иметь столько влияния в современном мире.
5
Николь О’Коннор возвращается в Москву вместе с 5-м полком, к которому формально приписана.
Едва оказавшись в Москве, она торопится встретиться с Сергеем Левковичем. Она пытается ему дозвониться, но его телефон не отвечает. Тогда она едет к нему домой, благо раньше бывала у него в гостях, но на подъезде висит объявление, что его квартира продается.
Удивительное дело, даже его семья вроде как испарилась. Можно подумать, что Сергей вообще не существовал.
Она едет в КГБ на площади Дзержинского. В центре площади высится памятник Феликсу Дзержинскому, первому главе советских тайных служб. Сзади него «Лубянка», где держат в заключении политических узников. Войдя в здание, она просит охрану доложить о ней полковнику Левковичу. Дежурный военный отвечает как автомат:
– Левкович? Такой фамилии не слыхал. Не знаю такого.
Что здесь происходит?
Она предъявляет свое удостоверение и просит о встрече с сотрудником из кабинета 113. У нее забирают удостоверение и просят подождать. Дежурный идет звонить. После часового ожидания ей предлагают подняться на третий этаж.
Это этаж начальства.
Вот и дверь № 113. Номер кабинета Сергея.
Она с опаской стучит в дверь.
В кабинете многое изменилось. Остались портреты военных, государственный флаг, гербы; добавились карты и спутниковые фотографии стратегических пунктов.
Посредине комнаты стоит письменный стол, за столом сидит в кресле человек, беседующий по телефону. Он сидит лицом к окну, Моника видит только его спину.
Потом он оборачивается, и она с удивлением узнает Виктора Куприенко. На нем мундир и погоны полковника: три большие звездочки на двух красных полосках.
Как простой лейтенант умудрился за такой короткий срок заделаться целым полковником и занять этот кабинет?
Молодой человек как будто услышал ее вопрос.
– Сергей больше у нас не служит, – говорит он.
– Подал в отставку?
– Ушел в отпуск по болезни. Я его заменяю, пока не выздоровеет.
– Быстро вы выросли! Браво, полковник Куприенко.
– Садитесь. Вы недоумеваете, почему я?
– Признаться, да, товарищ полковник. Почему вы?
– Ответ прост: папаша. – Он улыбается и частит, словно опережая собственные мысли: – Непотизм, бич всех обществ, стремящихся к стабильности: «сынков» ставят на ответственные посты, как будто способности передаются по наследству. Мой отец дружен с Владимиром Крючковым[24].
Сам Крючков, шеф КГБ.
– Место Левковича временно оказалось вакантным, вот папаша и подумал, что в этом кабинете мне будет безопаснее, чем в Афганистане.
Николь уже другими глазами смотрит на человека, которого сначала приняла за необстрелянного новобранца.
– Ваш шрам – работа американской шпионки? – интересуется Виктор Куприенко. Он открывает холодильник и наливает ей большую рюмку водки. – Напомните, как ее зовут? – Он опускается в свое кресло, открывает одну из папок и сам отвечает: – Моника Макинтайр.
– Я лишила ее левой ноги, – хвастается Николь. – Будем считать это ничьей.
– У вас к ней личная ненависть. Вы просили оставить ее в живых, чтобы она больше мучилась.
– Так и есть. В детстве я обрывала крылышки бабочкам, которых считала слишком красивыми существами, – говорит она с иронией.
Он косится на нее и берет другую папку.
– Хватит изображать себя хуже, чем вы есть. Я читал подробный рапорт о вас. Там написано, что школьницей вы устроили в школе суматоху, чтобы спасти жизнь… лабораторным мышам.
– Во мне рано проклюнулась коммунистка, мне милы рядовые персонажи, начиная с белых мышей. Не выношу тех, кто кичится своей красотой, начиная с бабочек.
Он благосклонно на нее поглядывает.
– Надеетесь впечатлить меня своей приверженностью партии?
– Просто предупреждаю, чтобы вы поняли, с кем имеете дело. У меня чередуются садистические и сострадательные периоды. Именно поэтому я чувствую себя в вашей системе как дома.
– Необходимое уточнение: я очутился на столь ответственном посту по той причине, что в данный исторический момент не оказалось других желающих его занять. Не завидуйте: занимая кабинет Левковича, я рискую кончить, как он.
Так я и думала: Сергей впал в немилость.
– Где он? Что с ним произошло?
Виктор беспомощно машет рукой.
– Афганистан – наша
