давно ты не был!
Я чувствую, что боль твоя сильна.
Скажи мне все, ведь я твоя жена».
Ответил ей печально Урызмаг:
«Покой найти я не могу никак.
Измученная голодом и мором,
Земля глядит на небеса с укором.
О если б всех я накормить был в силах,
Счастливейшим я был бы из счастливых!
Ответила Сатана: «Успокойся
И за народ измученный не бойся.
Узнай теперь, что в нашей кладовой
Есть разной живности запас большой
От всех пиров, когда мы ели вволю,
Я каждый раз откладывала долю.
Чурек сушила, долю отделяла,
О безымянном сыне вспоминала.
При сушке рыб брала от середины,
И эту часть я прятала для сына.
Адаты древних нартов уважая,
Брала совок зерна от урожая.
И вот теперь глубокие подвалы
У нас полны запасов небывалых.
Всем этим славных нартов угостим,
Погибнуть нашим нартам не дадим.
Теперь, Урыз, пройди по всем кварталам
И созови голодных и усталых».
И Урызмаг отправился в селенье,
Где уж давно не раздавалось пенья.
Он ослабевших нартов созывал,
На все селенье так провозглашал:
«Народ почтенный! В этот тяжкий час
На кувд большой я приглашаю вас.
Придите выпить и поговорить
Все те, кто в состоянии ходить.
Не оставляйте старцев и больных
И на носилках принесите их».
В село, к Бораевым на кувд большой
Идет народ огромною толпой.
А на большом бораевском дворе
Котлы уже кипели на заре,
Воловьи ляжки, курдюки варились
Старухи с молодыми сговорились,
Кому муку просеивать, кому
Готовить тесто к кувду своему.
Уаливыхи жарили на сале,
В золе горячей тесто запекали.
А Урызмаг тем временем проворно
Всем нартам раздал горы чистых зерен.
И начался у нартов пир великий,
Веселые не прекращались крики,
От ронга и горячих шашлыков
Немало закружилося голов.
И целый месяц длился пир горой,
И нарты месяц тешились игрой,
Забыты были тяжкие невзгоды.
Но очерствело сердце у народа,
Очаг свой каждый бережно хранил,
Очаг же общий вовсе не ценил.
Сказал тогда сурово Урызмаг:
«Не забывайте общий наш очаг,
Его огню не дайте вы угаснуть».
Но Урызмаг им говорил напрасно,
Никто не слушал больше старика,
И каждый думал о своих кусках.
И понял он, что на его желанье
Никто не обращает и вниманья.
Рассерженный, измученный тревогой
Он в лес пошел, чтоб отдохнуть немного.
И вот, когда он чащу обошел,
С высот небесных снизился орел,
Над нартом он недолго покружился,
Схватив его, к небесным далям взвился.
И быстро полетел орел могучий
Над снежными вершинами сквозь тучи.
Вот горные хребты исчезли вскоре,
Они летят над золотистым морем.
И тут взор нарта, пристальный и острый,
Вдруг различает отдаленный остров.
Тогда орел с высот небесных быстро
На остров опустился каменистый.
Оставив Урызмага на камнях,
Он сам исчез в лазурных небесах.
А Урызмаг глядит вокруг в смятенье:
Средь острых скал лишь чахлые растенья,
Здесь нет, конечно, и живой души.
Что будет делать он один в глуши?
И вот нежданно он увидел чудо:
Струился дым из бездны изумрудной.
Но, наблюдая за волшебным дымом,
Кругом нигде огня не находил он.
Тогда, пройдя ущельем каменистым,
В морскую глубь он опустился быстро
И в дверь глухую постучался там.
Две девушки тут подошли к дверям,
И радости их не было конца.
Они ввели его во двор дворца,
К столу его с почетом пригласили,
Приветливы, как с лучшим гостем, были.
Оставив с гостем дочерей любимых,
Хозяюшка семьи гостеприимной
Вмиг вывела барашка для закланья,
Чтоб Урызмагу оказать вниманье.
Фынг вынесен во двор был из-под кровли,
Для мяса соль была уже готова.
И раз уж не было мужчины там,
Барашка Урызмаг зарезал сам.
И в тишине, на шелковистых травах,
Он приготовил шашлыки на славу.
Но прежде чем к еде он приступил,
Пред трапезой молитву сотворил.
Моленье кончив, вымолвил старик:
«Пусть юноша отведает шашлык!
Без этого не приступает к пище
Ни воин славный, ни безродный нищий».
Старуха бедная заволновалась:
У них мужчин в дому не оказалось.
Был только мальчик, но он очень мал,
К тому ж в ту пору мальчик крепко спал.
Но Урызмаг к еде не приступает,
Адат нарушить долг не позволяет.
Пришлось тогда ребенка пригласить.
Две девушки пошли его будить.
Ребенок подбежал к столу, смущенный,
Покачиваясь, он еще был сонный.
Но не успел отведать шашлыка,
Как с полусна качнулся он слегка
И наскочил на острие кинжала.
И сердце, вздрогнув, биться перестало.
Вдова-старуха вся окаменела,
Держа в руках безжизненное тело,
И девушки заплакали навзрыд
Над мальчиком, который был убит.
А Урызмаг, на небо негодуя,
Поднялся снова на скалу крутую.
Лишь первый луч рассвета появился,
Опять орел с небес к нему спустился,
Вцепился в спину острыми когтями
И поднял высоко над облаками,
И нес его средь облаков обратно,
К земле родной, к его любимым нартам,
И там, в лесу, где нарт недавно был,
На землю осторожно опустил.
Нарт, дров набрав, покинул лес густой
И не спеша пошел к себе домой.
Развел огонь он в очаге родимом
И взглядом всех пирующих окинул.
А гости все друг друга угощают,
Вниманья на него не обращают,
Пьют и едят, и хлопают в ладоши.
Тут Урызмаг сказал: «Народ хороший,
Ты веселишься не в последний раз.
Прослушай же короткий мой рассказ.
Его решил я нартам посвятить,
Он многому их сможет научить».
И рассказал он про орла и море,
И про свое неслыханное горе.
Узнав об этом, бедная Сатана
