Амелия не могла отвести взгляда от этой длинной, мощной колонны, на которой были явственно видны сосуды. В ней нарастала паника. Не мог же он в самом деле думать, что сумеет ввести «это» в нее?! Господи! Это невозможно! Инстинктивно она попыталась скрыть свою наготу от его жадного взора, рука ее взметнулась, закрывая груди, а вторая прикрыла другую, более тайную и обычно скрытую часть тела.
— Нет, не пытайся спрятаться от меня, — поспешил он ее успокоить, нежно отводя руки от ее тела и поднимая их над ее головой и пристраиваясь между ее бедрами.
Жар его естества тяжело надавил на нежную кожу над руном волос, прикрывавших вход внутрь, и это соприкосновение снова бросило Амелию в пьянящие объятия страсти.
Он опустил голову и принялся покрывать нежными поцелуями ее плечи и грудь. Его рот подобрался к ее возбужденному соску. Амелия сжала губы. Он провел языком по этому тугому бутону, и ее голова откинулась на подушку, побуждая его забрать этот сосок в рот целиком. Амелия издала стон. Дыхание ее стало неровным. Вырвав у него свои руки, она запустила их в его золотые волосы и прижала его голову к груди.
Шли минуты, казавшиеся ему бесконечно долгими, пока он убеждал ее трепетное тело ответить на его страсть и подготовить его к большему. Амелия и не предполагала, что можно испытывать подобное наслаждение. Ее ноги были широко разведены, она извивалась, стараясь втянуть его отвердевшее естество внутрь.
— Полегче, Принцесса, полегче…
Несмотря на его умиротворяющие слова, голос его звучал напряженно, будто он с трудом удерживался на краю бездны.
— Я дам тебе то, чего ты хочешь.
Будь она в здравом уме, ее бы ужаснули его слова. Ужаснуло бы то, что она оказалась столь непристойно и бесстыдно обнаженной. Но сейчас она ничего не соображала. Сейчас ничто не имело значения, кроме пламени, бушевавшего между ее бедрами.
Последний рывок — и он отпустил этот розовый бутон, и отголоски этого наслаждения распространились по всему её телу — от соска прямо к сердцу. Томас продолжал свой путь вниз, осыпая медленными поцелуями ее трепещущий живот. Из ее рта вырвался вздох. Веки затрепетали и опустились, руки все еще лежали на его затылке.
Он достиг мягких, как пух, волос между ее бедрами и опустился ниже, раздвигая их и предоставляя себе возможность самого интимного созерцания. Затем облизнул свою верхнюю губу.
Амелия поняла его намерение и тотчас же попыталась оттолкнуть его голову. Лицо ее вспыхнуло от смущения.
— Нет, нет… Не надо! Ты не должен…
Первое прикосновение его языка к разбухшим складкам ее интимных частей вызвало у нее головокружение. Потрясение и смущение быстро уступили место самому утонченному, самому восхитительному наслаждению, поразившему ее, как удар молнии. Ее руки упали вдоль тела, а он принялся ласкать ее ртом.
Долгие и медлительные движения его языка по ее влажной, гладкой плоти все продолжались. Быть любимой таким образом было постыдно… и восхитительно. Пока он наслаждался ее телом, ее бедра рвались ему навстречу, предлагая ему больше. Ощущение нерушимой связи с ним притягивало ее к нему все ближе и крепче и не отпускало ни на секунду. Тело ее взвилось вверх, будто в поисках чего-то еще. Потом он раздвинул ее розовую плоть и скользнул по самому чувствительному участку ее женского тела. Амелия испустила громкий пронзительный крик и заметалась под его весом. Но он удержал ее, и его язык заглушил ее крик, перешедший в долгий сладострастный стон. Она испытала пароксизм наслаждения, и ей хотелось только бездумно и беспомощно отдаваться ему. Испытывая изнеможение после первого в своей жизни пика наслаждения, Амелия не воспринимала больше ничего — пока не ощутила прикосновение ею мужского естества у входа внутрь своего тела. И он вошел в нее. Она вздрогнула, и у нее перехватило дыхание, как от ожога, когда он овладел ею. Это произошло так неожиданно. У нее не было времени подготовиться к острой обжигающей боли.
Если бы Томас не оказался во власти сладостного и почти непереносимого сжатия ее плоти, он бы замедлил свои движения или по крайней мере приостановился, когда на его пути возникла преграда ее девственности, не бросился бы в атаку, как бешеный бык. Но даже осознав, что он лишил ее невинности, он не смог обуздать себя и остановиться и сдержать натиск своих бедер, когда проник в нее. Все, что он мог сделать, — это постараться доставить ей максимум наслаждения.
Он нашел ее губы и поймал ртом ее отчаянное рыдание, а его язык машинально начал повторять движения их тел. Сначала она окаменела от боли, вызванной его проникновением, но, подчиняясь его жадным движениям, тело ее начало расслабляться. Вскоре Томас оторвался от ее губ, наклонил голову, нашел ее сосок, втянул его в рот и принялся посасывать. Амелия испустила хриплый стон и позволила своим ногам обхватить его бедра, втягивая его все глубже.
Томас ускорил свои движения, и теперь удары его становились такими яростными, что он не сомневался: он причиняет ей боль. Однако осознание этого не остановило его. И к своему изумлению, он почувствовал, как она замерла и вцепилась в его плечи, вновь достигнув пика наслаждения. И тут по его телу прошла сокрушительная дрожь, и он ощутил столь сильную разрядку, что издал гортанный крик — знак его беспредельного и подлинного удовлетворения.
Потребовалось некоторое время, пока он смог управиться от умопомрачительного наслаждения, какого не испытывал еще никогда в жизни. Во всяком случае, до сих пор. И только тут он понял, что лежит на нежном и хрупком теле Амелии и что рот его ласкает ее сосок. Он удивился тому, что не испытывает желания вскочить с постели, как это было обычно, и отправить женщину в ее спальню. И разумеется, это было ужасно.
«Господи, что я наделала?»
Амелия в оцепенении лежала под тяжестью тела Томаса; пока он был все еще внутри ее. Господи! Не могло быть и речи о будущем, не было обещания жениться — было только одно неописуемое наслаждение, испытанное ею, какого ее тело до сих пор не ведало.
Он медленно соскользнул с нее, волосы на его груди прошлись по ее соскам, царапая их, его влажный от пота живот скользнул по ней в неком чувственном танце. И снова Амелия почувствовала, что ее окутывает дымка страсти, низменной и постыдной страсти.
— Девственница…
По его тону она угадала, что он потрясен и сбит с толку. Но это слово вернуло ее к суровой реальности.
«Нет, больше уже не девственница!» — мысленно отозвалась она, и вскоре жар страсти сменился чувством унижения. Амелия была не в силах посмотреть на него и тем более ответить ему. Она скорее услышала, чем увидела, как он выбрался из постели, забрав с собой весь жар. Тогда она ухватилась за край покрывала и задрапировалась в него.
Томас направился к туалетному столику и оказался в поле ее зрения. Амелия понимала, что ей следует отвести глаза, но вид его ягодиц, этой плоти и мускулов, этого великолепно вылепленного тела очаровал ее. Он открыл верхний ящик столика и вынул оттуда небольшое полотенце, вместе с которым на ковёр выпало несколько писем.
