надевает очки и изучает письмо. – Что
еще он прислал?
Я тру ладони о колени.
– Я послал ему сообщение. И он писал в ответ.
Джефф потрясен.
– Ты переписывался с ним?
Я отвожу взгляд.
– Прости. – У меня снова горят глаза. Я тру лицо. – Прости. Я не хотел тебя
огорчать. Я знаю, что облажался.
– Рев. – Папа пододвигает свой стул ближе ко мне. Он кладет руку поверх моей. –
Ты не облажался. Я просто... Я просто хотел бы знать...
Я вздрагиваю.
– Я знаю. Прости.
– Нет. Это не то, что я имею в виду. Я хотел бы знать, чтобы суметь помочь тебе.
Он так спокоен по поводу всего этого. Я ожидал бурю активности. Что он позвонит
адвокату или в полицию, по какой-то причине. Я так боялся, что мой отец появится у
входной двери, вооруженный распятием и дробовиком, что присутствие кого-то рядом, с
кем можно поговорить об этом, позволяет мне сделать первый глубокий вздох за несколько
дней.
– Я просто... чувствовал... – Мне приходится успокоить дыхание, чтобы говорить, как нормальный человек. – Будто я предаю вас. Общаясь с ним.
– Ты не предаешь нас, Рев. Я не хочу видеть, как тебе причиняют боль, но общение
с твоим отцом – это не предательство против меня. Или мамы. Что бы ни случилось, мы
любим тебя. Все в тебе.
Его слова согревают меня изнутри, но я фыркаю и убираю волосы с лица.
– Даже когда я ору тебе убираться из моей комнаты?
– Даже тогда. Мы все иногда перегибаем палку, только чтобы убедиться, что кто-то
на другом конце готов дать отпор.
Это заставляет меня подумать об Эмме, о ее агрессивных словах в машине. Мне
приходится выбросить эти мысли из головы.
– Что, если я надавлю слишком сильно?
– Это невозможно.
Эти слова должны быть убедительными, но страх все еще клубится у меня в груди.
– Мне кажется, я почти это сделал.
– Ох, Рев. – Он притягивает меня к себе, обнимает и целует в лоб. – Ни даже
близко.
* * *
Мы едим наши сэндвичи. Я убираю, а Джефф читает сообщения на моем телефоне.
Он делает пометки в своем планшете.
– Кроме первого сообщения, – спрашивает он, и его голос звучит рассудительно, –
ты посылал ему еще что-нибудь?
– Нет.
Он снова смотрит на меня поверх края очков.
– А ты хочешь?
Ответь мне.
Я пожимаю плечами и отвожу взгляд.
– Ты хочешь, чтобы он перестал? – спрашивает папа.
Да. Нет. Не знаю.
Я застыл у края раковины. Не могу пошевелиться.
– Это важный вопрос, – говорит папа. – Я спрашиваю, хочешь ли ты, чтобы я подал
заявление о запрете на приближение.
– Если ты это сделаешь, ему запретят вообще со мной контактировать, верно?
– Верно.
– Раньше тоже действовало это постановление? Поэтому он так долго ждал? –
Такое облегчение, что можно с кем-то это обсудить. С кем-то, кто может дать мне ответы.
С кем-то, кто может сказать мне, что делать. Я не сознавал, как сильно нуждаюсь в этой
поддержке, пока не получил ее. Мне хочется рухнуть на пол.
– Вроде того. Его родительские права были аннулированы. И ему было запрещено
контактировать с тобой, пока ты был несовершеннолетним.
– Как думаешь, как он меня нашел?
– Не знаю, но собираюсь спросить об этом нашего адвоката. – Папа делает паузу. –
Ты хочешь, чтобы я подал заявление о запрете на приближение?
– Думаю... думаю, так будет хуже. Зная, что он где-то рядом, но не зная... – Я
прерываюсь и сглатываю.
Папа снимает свои очки для чтения.
– Могу я поделиться своими мыслями?
– Да. – Я стискиваю пальцами стойку позади себя.
– Тебе восемнадцать. Ты сам можешь принимать решения по этому поводу. Мы с
мамой поддержим тебя, что бы ты ни решил. – Он делает паузу. – Но в этих сообщениях
нет ничего обнадеживающего, Рев. Это не восстановившийся человек, который ищет
прощения. Это неуравновешенный человек, который мучил тебя годами.
Эти слова заставляют меня сжаться, лишь немного.
– Иногда... – Мой голос очень осторожный, и я не могу произнести больше. – Я
гадаю, не является ли это каким-то тестом. Испытанием.
– Испытанием от Бога? – Папа всегда был очень открыт к обсуждениям религии.
Ему нравится обсуждать теологию. Они с мамой не религиозны, но он считает всю
концепцию увлекательной. Когда я был ребенком, мама отвела меня в местную церковь, потому что думала, что это будет чем – То утешительным и знакомым, но пребывание в
церкви слишком напомнило мне об отце. Я сидел рядом с мамой на скамье и дрожал.
Я пытался вернуться, но из этого ничего не вышло.
– Да, – говорю я. – Испытанием от Бога.
– Мы все свободны в своих решениях, Рев. Если это испытание для тебя, это так
же испытание и для меня, и для мамы, и даже для твоего отца. Он принял решение
посылать тебе эти сообщения. Всю жизнь можно воспринять, как испытание. Никто из нас
не живет в вакууме. Наши действия оказывают влияние на
