вернул внимание на свои ощущения. А у нее внутри все было так горячо и туго… Джирайя приоткрыл глаза и посмотрел на Икки: она прижимала к себе широко расставленные ноги, лицо порозовело, грудь дергалась от его уже резких движений. И как бы она ни старалась удержать его в себе, он освободился раньше, чем его накрыло короткое удовольствие. А с ним как-то все и проще стало. Джирайя отмахнулся от ее объятий, вскочил с матраса и принялся наспех одеваться.
— Я скоро вернусь, — ответил он, завязывая шнурок на брюках, — а ты отдохни пока, — на плечи накинул синее короткое кимоно, повязав его тканевым поясом, — вот книжки почитай, — махнул рукой на полки, подошел к открытому окну, хотел обернуться, чтобы в последний раз посмотреть на нее, но не нашел в себе силы и только произнес: — Обещаю, а вечером мы с тобой обязательно погуляем под сакурой. — Он схватился за раму и спрыгнул во двор.
Джирайя уже думал как можно скорее покинуть Коноху. Вещей ему никаких не надо было с собой брать, а прощаться с кем-то уж тем более не хотелось. Одно тяготило: с ним была эта проклятая тетрадь со стихами. Он хорошо знал, что в дороге она ему будет ни к чему, только выбросить ее рука не поднялась. Так и не понял, как дошёл до поместья Сенджу. Снизил уровень чакры, перепрыгнул через высокий забор и увидел нарядно украшенную поляну под прекрасной белоснежной сакурой со множеством гостей. Скорее отыскал спальню Цунаде, раздвинул седзи, и, как только хотел зайти в комнату, услышал громкие поздравления и аплодисменты. Сердце его сжалось, а уровень чакры вдруг подскочил. Но пришлось быстро себя взять в руки и зайти в комнату.
Джирайя уже и не мог припомнить сколько раз его отсюда выгоняла госпожа Мито. Но когда шел дождь или снег, они часто прятались от непогоды в этой комнате. Конечно, почти всегда с ними был Наваки, но иногда они оставались вдвоём и много мечтали. Особенно когда смотрели на золотые настенные панно. Господин Сенджу заказал для их росписи самых искусных художников. И на тонких пластинах красовались изящные пейзажи дальних стран: от холодного севера до жаркого юга.
Джирайя улыбнулся, припомнив те времена, и перевел взгляд на туалетный столик с зеркалом. Подошел к нему, отодвинул ящик и увидел стеклянные флакончики с косметикой. Он всегда считал, что Цунаде это все было ни к чему, для него она была всегда прекрасна, особенно в пылу сражения или в отблесках полевого костра. Стукнул ладонью по дну ящика, и открылось потайное отделение.
— Ну как же, — рассмеялся он, когда увидел деревянные игральные кубики.
Только он знал о ее маленькой тайне, даже Орочимару, скорее всего, не догадывался. А Дану она наверняка не сказала, какое же позорище — увлекаться азартными играми.
Джирайя оглядел широкий пьедестал с низким матрасом, заправленный золотыми постельным бельем, и вдруг ему захотелось ощутить нежность ткани, на которой спала Цунаде. Присел на край кровати и дотронулся до легкого шелка и представил, с каким же удовольствием она в нем нежилась по утрам. И так сильно замечтался, что не услышал, как седзи раздвинулись, и кто-то тихо вошел.
— Джирайя, — окликнул его живой голос Айше. — Что ты тут делаешь?
— Я уже ухожу, — ответил он и собрался уже вставать, но ноги вдруг потяжелели, и ему совсем не захотелось никуда уходить. Так он и продолжал сидеть на краю кровати и наблюдать, как Айше в ярко-красном кимоно с рисунком пионов, недовольно помотала головой и поправила волосы в высокой прическе.
— Я вижу, — произнесла она, дошла до туалетного столика и, открыв ящик, стала перебирать стеклянные и железные флакончики.
— Что вы ищете, достопочтенная мама?
— Все тебе расскажи, — ответила она, аккуратно открыв одну из баночек. — Цунаде попросила принести ей румяна, а то ее уже все стерлись.
— А что же слуг не попросили?
— Ой, Джирайя, всюду ты свой нос суешь. — Айше присела на пуфик рядом со столиком, и, похоже, как и он, не собиралась никуда уходить.
— Надоели, все, да?
— Какой ты наблюдательный, — улыбнулась она. — Просто немного устала.
— Понимаю, — ответил Джирайя и опустил взгляд на пол. — С семьей-то новой уже познакомились?
— Познакомились, — вздохнула она.
— И что же вам не понравилось, достопочтенная мама?
— Нет, люди они хорошие, — быстро ответила она. — Приятные, красивые, я легко вижу их за нашим столом.
— И в чем же тогда проблема?
— Не знаю. — Айше пожала плечами. — Мои родители остались в придорожном селе и никогда сюда не приезжали. А здесь… — Она отвернулась к столику и посмотрела на себя в зеркало. — Дан уже успел какую-то квартиру купить, да еще и поближе к своим. Но Джирайя, кто же их туда отпустит? — Она вернула на него возмущенный взгляд. — Боюсь, они не понимают, что Дан после брака с Цунаде будет также принадлежать клану Сенджу, как и я. Быть ее мужем — это его новая работа. Он же станет лицом не только нашего клана, но и всей деревни. И о какой квартире может идти речь? — Она громко вздохнула. — Я их расстраивать не стала, пускай балуются до свадьбы. Да и не мне об этом им говорить.
— Ну, — вздохнул Джирайя, — Дан просто человек такой, как и все мужчины, хочет быть хозяином в своем доме. Только вот я думаю, туфта это все. Какая разница, где жить и с кем жить? Главное, что вместе.
Между ними повисло молчание, до них доносился шум праздника: голоса гостей и мелодичная музыка сямисэна. Джирайя тяжело вздохнул и понял, что рано или поздно ему придется набраться сил и покинуть это место.
— Единственное, что хорошо, — прервала молчание Айше, — так это то, что Дана назначали в Специальный отряд.
— А я его назначили? — удивился Джирайя.
— А ты не слышал? — удивилась Айше, а затем осеклась. — Да, прости, тебя же там не было. Хокаге перед всеми назначил Дана в Специальный отряд. Быть может, хотя бы так совет с главами кланов более лояльно отнесутся к выбору нашей дочери.
— Думаю, Дан со всем разберется. Он же любит Цунаде, а ради нее, — Джирайя тяжело вздохнул, посмотрел на золотое панно, и его взгляд обратился к изображению далёких барханов, — в любой бой, да хоть на край света можно отправиться. Так что совет и главы кланов — это полная ерунда, даже я бы справился.
— Ты-то? — развеселилась она. — Стал бы ты слушать это занудство? Да ты бы их в первый день же день послал.
— А может их давно надо послать, — улыбнулся
