class="p1">Конечно, у Ниаксии было полно и других фанатичных поклонников, и многие из них намного интереснее – и опаснее, – чем темные аколиты. Я надеялась дожить до смерти, ни разу с худшими из них не повстречавшись.
Эти бедолаги были хоть и безумно скучные, но с превосходной дисциплиной. Они даже головы не повернули, когда я проходила мимо, хотя у меня кровоточили раны. А еще, как бы я того ни отрицала, я волновалась – значит, должна была пахнуть так, что у них текли слюнки.
Я поднималась лестница за лестницей, петляя по уровням церкви, пока не дошла до самого верха. Передо мной возвышались двустворчатые двери, вырезанные из древнего дерева.
Взглянув на руки, я увидела, что они дрожат.
Ну уж нет. Если я иду туда, то ни на мгновение – ни на одну секунду – не покажу, что я боюсь.
«Страх – всего лишь набор физических реакций».
Стряхнув с себя дрожь, я замедлила дыхание, чтобы заставить сердце сделать то же самое. Дотронулась до рукоятей мечей – только что наполненных ядом от Винсента, – просто чтобы напомнить себе, как легко до них дотянуться.
Я постучала в дверь и, когда изнутри ответили, открыла ее.
Прошел почти год – с последнего праздника Равноденствия, – как я видела министера так близко. И меня опять всю передернуло. Когда я была младше и в первый раз услышала, как министер говорит, я подумала: неужели ему действительно две тысячи лет? Один взгляд на него вблизи положил конец всем сомнениям.
Нет, морщин на лице у него не было, не считая пары жестких линий в уголках губ. Но весь он был какой-то измотанный – все слишком заостренное и гладкое одновременно. Его кожа была тонкая, как папирус. Туго натянутые вены просвечивали под выступающими скулами, под плотно сжатыми губами, под веками мертвенно-белых глаз. Говорят, с возрастом кровь у вампиров темнее. У министера она, наверное, была совершенно черной.
Когда я вошла, он встал.
– Орайя. Дочь ночерожденных. Добро пожаловать.
У него натянулись мышцы вокруг рта, но движение вышло дерганым, кривым. Неудивительно для того, кто две тысячи лет не видел людей.
Однако имя мое он вспомнил немедленно.
Я поежилась.
– Что ты хочешь преподнести Ниаксии в эту ночь? – спросил он.
Я тщательно сохраняла невозмутимое выражение лица.
– Вы… – Мне пришлось исправиться. – Ниаксия отвергла просьбу о выходе из Кеджари. От одного из моих союзников.
Лицо министера не изменилось.
– У Ниаксии есть на это свои причины.
– Я пришла к вам, министер, узнать, можно ли что-либо сделать, чтобы она передумала.
Министер уставился на меня. Его глаза – сплошная молочная белизна – не позволяли мне проследить за движением его взгляда, но я знала, что он осматривает меня сверху вниз. Да чтоб его богиня прокляла! Как же я ненавидела его… Все в нем вызывало у меня отвращение.
– Нет ли чего-нибудь, – сказала я, подчеркнув последнее слово, – чего-нибудь такого, что я могу предложить Ниаксии для облегчения потери этого участника?
Министер долго молчал, и я подумала, что ошиблась в нем. Я подошла ближе, и у него затрепетали ноздри.
Вот оно. Голод.
– Не исключено, что будет достаточно подношения крови, – сказал он. – Возместить неполученное подношение от участника.
Все мое существо сжалось в омерзении от того, как он на меня смотрел. Как я ни старалась, сердце забилось чаще. Он, должно быть, это почувствовал, потому что его сухой мясистый язык немедленно показался наружу и провел по нижней губе.
– Значит, небольшое подношение крови, – еле выдавила я из себя эти слова. – Человеческой крови.
– Человеческой?
Министер издал странный звук, похожий на смех того, кто никогда не слышал смеха. Но гротескная улыбка исчезла, как только я вытянула руку венами вверх и положила на стол.
У министера затрепетали веки. Похоть. Похоть, и только.
Он взял мою руку, подложив под нее свою ладонь. Его кожа была очень гладкой и очень холодной – такой же температуры, как окружающий воздух.
– О, так намного лучше, – промурлыкал он.
Сама не верила, что делаю это. Вторая рука непроизвольно потянулась к оружию. И замерла на ножнах. На всякий случай.
– Пейте, – сказала я.
Закрыв за собой дверь нашего жилища, я тотчас рухнула в кресло. Запястье саднило, боль разгоралась, распространяясь вверх по руке. Я отдала ему правую руку – мою нерабочую, – но на ней осталась рана от Ночного огня, и теперь вся рука казалась искореженной массой боли. В голове мутилось, чувства притупились от яда.
Райн еще не вернулся, и это мне не нравилось.
Я глубже осела в кресле и посмотрела в угол, где спала Мише. Она была без сознания, но ее лицо подергивалось мелкими спазмами боли.
И тогда я приняла практичное решение.
Если Мише умрет, Райн сражаться не будет. А я не могла сказать Винсенту, что не убью ее. Это вызвало бы всплеск неодобрения – быть может, справедливого.
Единственное, что я могла, – сказать это себе. Так я и сделала, когда очертания спящей Мише начали расплываться перед глазами.
В глубине души я и так знала, что у меня просто рука не поднимется вонзить клинок в грудь этой девушки.
Глава двадцать восьмая
– Звала-звала, а он не пришел…
Я стряхнула остатки сна. Шея болела нещадно, так как я долго лежала под неудобным углом на подлокотнике кресла.
В другом углу комнаты рядом с кроватью Мише чернел широкий силуэт, подсвеченный лампами.
– Почему он не пришел? – снова и снова всхлипывала Мише. – Не могу заставить его ответить. Не могу… не могу…
– Не думай сейчас об этом, – тихо проговорил Райн.
– Как я могу думать о чем-то еще? Как я могу…
– Думай о том, чтобы выздороветь. Просто отдыхай. Можешь?
– Я…
Силуэт зашевелился, его рука поднялась к лицу девушки – возможно, вызывая магию, – и Мише замолчала.
Я еще пыталась бороться с дурманом. Вампирский яд обладал снотворным эффектом. Министер, хоть и старый, уделал меня по полной.
Стараясь не обращать внимания на ходящую ходуном комнату, я заставила себя сесть. Райн медленно-медленно поднялся. Что-то странное было в этом движении, но мне было не уловить, что именно. Он обернулся в профиль и прижал палец к губам, а потом кивнул на дверь в соседнюю комнату.
Я встала – и пол накренился так резко, что мне показалось, я падаю навзничь. Но я как-то сумела последовать за Райном в смежную комнату. А когда я закрыла за собой дверь, меня рывком выкинуло из остатков сна от увиденного, вызвавшего потрясение.
Белая хлопковая сорочка
