грубой манере, как только сел в машину, я подумала, что все в порядке.
Возможно, это не так.
Чуть раньше дядя пришел проведать меня перед тем, как лечь спать. Я не упустила из виду то, что он почти не смотрел мне в глаза. Его темные круги стали более заметными, как будто он не спал несколько дней.
Вероятность того, что я являюсь причиной этого, делает мне больно.
Я не видела тетю с тех пор, как подслушала тот злополучный разговор, и это к лучшему.
Я все еще не знаю, как вести себя с ними.
Со стоном я отталкиваюсь от стола и бросаюсь на кровать. Бесполезно учиться, когда я часами читаю один и тот же абзац.
Я набираю сообщение Эйдену.
ЭЛЬЗА: Ты в порядке?
Я прикусываю губу, ожидая, что он прочитает.
Ничего.
Черт возьми.
Я бросаю телефон под подушку и закрываю глаза.
Утром все будет хорошо.
Маленькая рука обхватывает мою еще меньшую ладонь.
Тот, чье имя нельзя называть?
Я мельком смотрю на него, на его красивые брюки и туфли. Его взъерошенные черные волосы, ниспадающие на лоб, как шелк.
Он улыбается мне сверху вниз с огоньком в темных глазах.
Его улыбка подобна солнцу.
Редкому, но ослепляющему.
Мне нравится его улыбка. Это заставляет меня чувствовать себя в безопасности.
Почему я не такая красивая, как он?
Я ведь девочка, верно? Я должна быть красивее того, чье имя нельзя называть.
– Теперь я могу произнести твое имя?
Он подносит указательный палец ко рту.
– Тс-с.
– Тс-с, – повторяю я, и мои глаза наполняются слезами. – Ма это не нравится.
Он крепче сжимает мою руку и ведет в сад за домом. Кусты растут по обе стороны от нас, как стены.
Папе не нравится, когда я прихожу сюда.
– Эти монстры здесь, – говорю я тому, чье имя нельзя называть.
– Тс-с. – Он указывает на дом.
Мама стоит у окна и подкрашивает губы красной помадой.
– Папе это не нравится, – говорю я, прячась за его спиной.
Тот, чье имя нельзя называть, ускоряет шаг. Я бегу трусцой, наблюдая, как его рука обхватывает мою.
Это знакомо.
Это безопасно.
Это… счастливо.
– Я скучаю по тебе. – Мой голос дрожит. – Мне одиноко без тебя. Ма иногда ходит к этим монстрам.
– Тс-с. – Он указывает вперед.
Он высокий, поэтому я наклоняюсь в сторону, чтобы заглянуть ему за спину.
Я резко останавливаюсь, ноги прилипают к траве.
Озеро.
Мутное, черное озеро.
– Нет, нет…
– Тс-с!
– Нет! Я туда не пойду. Я не хочу туда идти! – кричу я, мой голос срывается от рыданий.
Сердцебиение учащается, и все в груди ноет. Я пытаюсь отстраниться от того, чье имя нельзя называть, но его хватка усиливается.
Как будто он не может меня отпустить, даже если бы захотел.
Нет, пожалуйста.
В пасмурную погоду мутное озеро кажется почти черным.
Это озеро отняло у меня все.
Все.
– Илай, пожалуйста. Оно страшное.
Он останавливается, и его лицо превращается в размытое пятно.
– Тебе не следовало произносить мое имя.
Его рука выскальзывает из моей.
Мои пальцы сжимаются в кулак, когда я пытаюсь схватить его.
Нет.
Нет.
Его спина – единственное, что я вижу, когда он целеустремленно шагает к озеру.
– И-Илай?
Он не оборачивается.
Черный дым поглощает его так, что я едва могу его разглядеть.
Я бегу за ним на дрожащих маленьких ножках. Я спотыкаюсь и чуть не падаю.
– Илай, в‐вернись… Не уходи, пожалуйста… Мне т-так жаль… н-не… уходи.
Что-то теплое касается моих пальцев ног.
Я останавливаюсь на берегу озера.
Черная вода покрывает мои ступни, и конечности начинают дрожать.
Илай заходит вглубь озера. Видна только его голова.
– Илай! – зову я.
Я хочу пойти и спасти его. Я хочу вернуть его обратно, но если я это сделаю, те монстры в воде заберут меня.
Эти монстры забирают Илая.
– Илай, в‐вернись! Вернись!
Его голова исчезает под водой и не всплывает на поверхность.
– ИЛАЙ!!!
Я резко просыпаюсь, по моим щекам текут слезы.
Илай.
Илай…
Нет. Нет. Нет.
Это неправда.
Илай не делал этого.
Он не мог исчезнуть.
К горлу подкатывает тошнота, и я бегу в ванную. Падаю на колени на твердую плитку и опорожняю желудок.
Я остаюсь на коленях даже после того, как меня перестает тошнить, переводя дыхание.
Слезы текут по моим щекам и капают на руки.
– Илай… – всхлипываю я. – Илай – тот, чье имя нельзя называть.
Почему его нельзя называть по имени и почему его больше нет в моей жизни?
Я обхватываю голову руками и бью по ней кулаком снова и снова.
Почему я не могу вспомнить? Почему, черт возьми, я не могу вспомнить?
Мое сердце чуть не разрывается от сокрушительной волны горя.
Как будто мою грудную клетку вспарывают и разрезают на части, и все, что я могу делать, – смотреть.
Точно так же я наблюдала, когда Илай вошел в то озеро, а я не смогла последовать за ним.
Илай.
Кто, черт возьми, такой Илай и почему я вдруг чувствую, что потеряла большую часть себя?
– Илай… – Его имя вырывается сдавленным всхлипом.
Зуд под кожей впивается в мои руки, как иглы. Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги и снова и снова мою руки.
Я не останавливаюсь даже после того, как моя кожа краснеет. Я хочу вымыть руки отбеливателем.
Но даже это не сделает их чистыми, не так ли?
Я смотрю на свое растрепанное отражение в зеркале. Волосы торчат во все стороны, а глаза налиты кровью. Слезы оставляют дорожки на бледных щеках.
Это не просто какая-то боль.
Это хроническая боль.
Илай был кем-то важным из моего прошлого, и я стерла его точно так же, как стерла маму и папу.
Точно так же, как я стерла все остальное.
– Что с тобой не так? – шепчу я своему отражению. – Почему ты не можешь быть нормальной?
Знаете что?
Достаточно.
С меня хватит того, что я ставлю благополучие других превыше своего собственного. Я встречусь с дядей лицом к лицу и потребую, чтобы он рассказал мне все, что ему известно.
Я потребую, чтобы он отвез меня обратно в Бирмингем.
В течение десяти лет я думала, что смогу выжить, не зная своего прошлого.
Но без корней нет будущего. Я навсегда останусь в этом вихре эмоций и пугающих кошмаров.
И горя.
Сокрушительного горя.
Я едва могу дышать, когда думаю об Илае. Дядя должен сказать мне, кто такой, черт возьми, Илай.
Умывшись и приведя себя в порядок, я надеваю форму. Выходя из комнаты, я проверяю телефон,
