Книга Пропавшая - Мэри Кубика

— Что ж, Кейт и Беа, я вас внимательно слушаю.

Первой беру слово я и начинаю рассказ с Кассандры Ханака, нашей соседки через дорогу. Совесть, конечно, грызет, что мы были у нее вчера и так до сих пор ничего не сообщили полиции — просто позже нашли труп, и сложно было совладать с переживаниями, поэтому Кассандра на время забылась. Теперь же я выкладываю детективу все-все о той ночи, когда Кассандра не спала, укладывая сына, и заметила в окно людей во дворе Джоша и Мередит.

— Мы тут подумали — может, у кого-то из соседей стоят камеры наблюдения и те двое на них засветились…

Лично у нас с Беа камер нет. До сего момента всегда казалось, что они не нужны.

— К сожалению, — говорит детектив, — многие домашние системы наблюдения не ведут запись, а те, что ведут, хранят записанное максимум пару дней. Но мы все-таки проверим — вдруг повезет… С мистером Дики я тоже поговорю, узнаю, не заметил ли он ничего странного на следующий день после той ночи, о которой вы говорите. Когда миссис Ханака видела людей?

— Точно она не помнит, — отвечаю я. — Примерно неделю или две назад.

Дальше вступает Беа. Она рассказывает детективу об иске против доктора Файнголда, который подали Тибоу, — ведь теперь, кроме Джейсона, возможно, есть еще один подозреваемый. Про иск детектив уже, оказывается, знает, а вот про то, что Мередит была у Шелби доулой, — нет.

Мне неловко сознаваться детективу, что мы наведались к доктору Файнголду, поэтому я предоставляю это Беа, а сама сгораю от стыда. Выслушав, детектив просит впредь работу полиции оставлять полиции, затем обещает оставаться на связи, и на том разговор завершается.

Мы с Беа включаем телевизор. Я пью вино и стараюсь успокоиться, а за окном тем временем неистовствует гроза. Успокоиться не выходит, потому что я не перестаю думать о Мередит и Дилайле. Как они там в дождь? Насквозь промокли, наверное, дрожат от холода и страха… То и дело вспыхивает молния, гремит гром, причем так, что стены дрожат.

И тут гаснет свет. Из-за бури пропадает электричество.

От неожиданности я вскрикиваю, сердце начинает бешено колотиться. Вслед за светом так же внезапно прекращается гудение холодильника, выключается сушилка, вентилятор под потолком, телевизор. В доме становится непривычно тихо. На шум вентилятора я никогда не обращала внимания, зато тишина без него вдруг становится оглушительна.

Уайат в ногах поскуливает, и я чешу ему за ухом, приговаривая: «Ничего, все хорошо, все хорошо…» — хотя самой не по себе. Потом выхожу из комнаты, чтобы принести как можно больше свечей и фонариков.

До сего момента мы были одними из немногих везунчиков, у кого не отрубило электричество. Что ж, видимо, удача все-таки решила от нас отвернуться…

Сев рядом с Беа, я расставляю на журнальном столике свечи, зажигаю их и вручаю ей фонарик. Вторым же фонариком начинаю шарить по темным углам комнаты и поначалу пугаюсь, потому что в очертаниях мебели и тенях мне мерещатся чьи-то силуэты.

Буря за окном свирепствует — грохочет гром, завывает ветер, и мы сидим на диване с Уайатом, слушая сигнал сирены, который призывает как можно скорее прятаться.

Ветер терзает деревья с кустарниками, и те с жуткими звуками скребутся в стены дома, в окна. На втором этаже хлопает дверь, и мы с Беа враз вскрикиваем.

— Возможно, это Зевс… — говорю я, хотя кот весом в десять фунтов, конечно же, не закрыл бы дверь с такой силой.

— Или рабочие оставили окно открытым, — предлагает Беа более вероятное объяснение — правда, ни мне, ни ей, похоже, не слишком-то в него верится. — Вот дверь сквозняком и захлопнуло.

Однако нам обеим не хватает смелости пойти и проверить, несмотря на то что в комнату рано или поздно начнет хлестать дождь, если окно и вправду открыто. Вместо этого мы сдвигаемся еще ближе и вцепляемся друг в друга.

Мне страшно. Чувствую себя беззащитной, уязвимой. Терпеть не могу это ощущение. Я опять встаю и направляюсь к вешалке.

— Ты чего? — спрашивает Беа, провожая меня светом фонарика.

Мне нужна стоящая за вешалкой подставка с зонтами. Подойдя, я тянусь туда и выуживаю огромный зонт-трость — на случай если понадобится обороняться.

Затем мой взгляд поднимается от подставки к окну. Окна у нас в доме служат больше для красоты, чем для практических целей, поэтому даже в солнечные дни света проникает мало и в доме мрачновато. А сейчас они еще и занавешены дождем.

Но, даже несмотря на размер окон и дождь, я сразу же замечаю главное: свет в домах напротив, в отличие от нашего, по-прежнему горит. Горят фонари над крыльцом и над гаражами, ходят в свете ламп по гостиным и спальням люди. А вон и Марти, муж Кассандры, стоит в прихожей под каркасной люстрой, которая заливает его ослепительным желтым светом.

— Беа!.. — Слова встают у меня поперек пересохшего горла, и я давлюсь ими, а на глаза накатываются слезы.

Не во всем городе отключилось электричество — света нет только в нашем доме! Электрощиток у нас вмонтирован в боковую стену снаружи, а значит, кто-то по темноте подкрался к дому и специально нас отключил.

Единственный выход — выйти на улицу и снова включить. Однако найти щиток не так-то просто, потому что ради маскировки он покрашен в желтый, как и сам дом. Я и сама запомнила, где он находится, только благодаря рабочим, ведь им то и дело приходилось вырубать электричество, чтобы не получить удар током. Получается, чтобы найти щиток ночью кому-то постороннему, ему нужно было бы заранее при свете дня исследовать наш двор вдоль и поперек.

Я сразу же представляю худшее — ведь ключ от дома прямо на входной двери, в сейфе-ключнице. Любой, кто знает код, запросто их возьмет.

— В чем дело? — с тревогой подходит ко мне Беа и стучит по спине, помогая прокашляться.

— Смотри! — только и произношу я, показывая трясущейся рукой на дом Кассандры и Марти.

Беа не понимает, о чем я. Она внимательно всматривается в Марти — тот, очевидно, только что пришел домой, потому что снимает в прихожей куртку и вешает ее на крючок. Тут к нему подходит Кассандра, и между ними сразу же завязывается ссора. Кассандра что-то разгневанно кричит, а Марти с виноватым выражением лица ласково к ней тянется. Через мгновение ссору прерывает их сын, который бежит в прихожую, запинается и, упав, сразу же ударяется в слезы. Марти берет малыша на руки, и все