черту, братец - мысленно пожелал.
Камеры в гостинице уже точно посмотрели. Сверили изображение с мониторов и мою морду, которая украшает городские билборды. Поняли, что ребенка выкрал новый губернатор.
И нужно торопиться.
- Заходи, бандит, - распахнул дверь и подтолкнул вперед Гришу. Бросил пиджак на вешалку и наклонился, чтобы помочь сыну с кроссовками, но тот гордо покачал головой.
- Сам.
Какой забавный, не могу.
- Что хочешь на ужин? - отступил в коридор и наблюдаю, как Гриша пыхтит и возится со шнурками. Вспоминаю запасы в холодильнике. Сам я редко ем дома, на это просто нет времени. Тысячу лет ничего не готовил.
А сейчас нужно ребенка накормить.
Я, наверное, справлюсь?
- Вафли, - заказывает Гриша, отодвигая кроссовки к обувнице. - И газировку.
- И мне потом от Риты влетит, - улыбнулся и щелкнул выключателем, толкнул дверь ванной. - Ладно, что-нибудь придумаем. Мой руки. Справишься сам?
- Да.
Оставил сына в ванной, в кухне сунулся в холодильник. Набрал номер Романа и плечом зажал сотовый. Трубку отец Риты снял, когда я соображал, что делать с курицей - сварить или пожарить.
- Роман, нужна помощь. Через сколько сможешь приехать ко мне? - перешел сразу к делу. - Это очень срочно.
- А что случилось? - переспросил он взволнованно. - Тут с Гелой беда. Лежит и плачет. Выпила уже два пузырька валерьянки. Твердит, что у нее умер старший сын. Арес, все в порядке?
Качнул головой и едва не выронил сотовый.
Это я умер?
- Арес! - зовет Роман. - Как ты?
- Сам как думаешь? Пока вроде жив, - бахнул на плиту сковороду. - Ты едешь или нет?
- Еду, еду, как скажешь.
Сбросил вызов и швырнул сотовый на стол. То, что мать меня в мертвые записала - немыслимо. Но не столь важно теперь. Сначала нужно Риту найти. А потом - пусть хоть хоронят, хоть арестовывают.
- Гриш, ну ты где там? - крикнул, налил в сковороду масло. И замер на секунду, когда услышал в ответ визг.
Пронзительный, перепуганный.
Вместе с бутылкой бросился в коридор.
И резко затормозил.
Что за пизд*ц.
Моя прихожая, мой пиджак на вешалке, мой сын возле открытой ванной.
А рядом два каких-то волосатых бомжа. Небритые рожи, что заросли почти до глаз нечесаной бородой, а запахом немытых тел пропитался весь коридор. Один из этих смертников за руку схватил Гришу.
Второй сжимает то ли отвертку, то ли шило.
Отмечаю все это мимоходом, молниеносно, замечаю, что эти двое, кажется, нацепили мои костюмы - сколько времени они находятся в моей квартире и как сюда, вообще, попали?
- Ребенка отпусти и отойди, - сам подступил на шаг и остановился. Сжал бутылку с маслом. - Вы кто такие? Чего надо, денег? Сейчас дам.
- Коржик, отпусти мальчонку, - говорит тот, с отверткой. - Нам не за него уплачено.
- А чего он орать начал? - Коржик продолжает удерживать Гришу.
Сыну страшно. Какой он маленький, бледный, с надеждой смотрит на меня огромными глазищами и ждет помощи, а я кошусь на отвертку и не рискую подойти ближе.
- Нам не за пацана уплачено, - говорит первый. - Не передави, ручонку сломаешь. Пусть этот идет за деньгами. Иди, - посылает он меня. - Тащи все, что есть. Пацану ничего не сделаем, не боись.
- Ребенка отпустите сначала, ему дышать нечем, - делаю еще шаг вперед. Расстояние между нами - его слишком много. Мне две-три секунды надо, чтобы оказаться рядом и выбить из болванов все дерьмо. Но этот, с отверткой, зырит на меня, на мои движения и мне не доверяет.
- Стоять, - он выставил руку вперед. - Сказано тебе - тащи сюда деньги.
- Да нет у него денег, мы все шкафы облазили, - говорит Коржик. - Валить его надо. А деньги стрясем с того грека. Он не предупреждал, что здесь еще пацан будет.
- Или ты отпустишь моего сына, или я тебе башку разобью, - пообещал. - Хотя, даже после того, как отпустишь. Все равно разобью.
Швырнул масло в бомжа с отверткой. И, пока бутылка летит, рванул вперед. Краем глаза увидел, что входная дверь распахнулась, на пороге выросли темные фигуры - полиция или дружки этих упырей - мне пока не до них.
Одним ударом выбил отвертку, услышал, как закричал Гриша - и больше ничего не успел, поскользнулся на разлитом масле. Схватился за вешалку с пиджаками и не удержался, вместе с ней и бомжами, в одну кучу рухнули в лужу масла.
- Что за нахрен? - раздался такой знакомый и ошалевший голос брата. - Бл*ть!
Сверху на меня шлепнулось чье-то тело, из легких выбило последний воздух. Дышать не могу, нос забил запах перегара и грязных тел, словно я в мусорном баке вывалялся. С трудом оттолкнулся от пола на разъезжающихся ладонях и перевернулся, сбрасывая с себя вонючие туши.
- Что тут разлили? - откуда-то сверху вопрошает Тим. Он подхватил на руки Гришу и поморщился, отступил из квартиры на лестницу. - Чем воняет?
- А на что похоже? - огрызаюсь.
Один из бомжей потянулся к отвертке, что закатилась за вешалку. На растопыренные грязные пальцы опустилась нога Севастиана. Брат придавил их подошвой блестящей туфли, другой ногой пнул отвертку. Протянул мне ладонь.
- Отвали, - оттолкнул и поднялся сам. Пальцами в масле убрал упавшие на лоб волосы. Посмотрел на Гришу - сын обеими руками вцепился в шею Тима и опасливо косится вниз, на бомжей.
Нас трое, и пусть о братской любви не идет больше и речи, знаю - сейчас мы заодно. Это понимают и грязные болваны, что напялили мои костюмы, вижу теперь, не врали - обшарили все шкафы в поисках денег.
И попутно переоделись в новое.
Они сидят на полу, притихли. Верно мыслят, хоть одно слово кто-нибудь из них ляпнет - сорвусь.
Так...
- Как это понимать? - рявкнул и поднял глаза на братьев. - У этой парочки были ключи от моей квартиры. Они тут по моим шкафам лазили, шмотки себе выбрали, как в магазине, со сраной заточкой требуют деньги, это что за хрень?
- Это я дал ключи, - с лестницы признался Тим. - Только не им, а Димитрию. Ключи и свой пистолет. Он рвался разобраться по-мужски - а у меня от обезболов крыша поехала. Ребро сломано. Да. Черт. Еще и Гриша, - он
