Джесси Блэк
Развод по-турецки или постучись в мою Тверь
Глава 1
— Ну Джан хорош…
— Да ты вчера говорила, что он подонок.
— Ну так вчера он обижал Айбюке! А сегодня смотри-ка, стол накрыл, бабуле ее помог. Ой, хороший мальчик!
— Тридцатилетний. Мальчик.
— А кто он, девочка?
Мама и бабушка уже полчаса спорят о турецком сериале с пеной у рта, и все это время серия стоит на паузе. Они успели посмотреть всего минут двадцать, то и дело останавливаясь, чтобы поболтать, так что двухчасовая серия будет идти весь вечер, и хорошо если к полуночи эти две фанатки разойдутся по комнатам.
Я с ними не смотрю, сижу над магистерской и не могу сосредоточиться, но так уж вышло, что в нашей квартире комната с телевизором — самое располагающее к работе место. Во-первых, я привыкла учиться под эти сериалы еще со школы. Во-вторых, на кухне слышимость такая, будто мы ее с соседями сверху делим. Я и имена их знаю, и про их кризис в семье. Ну и, в-третьих, я пишу работу как раз по тюркской культуре, и бормотание всяких Джанов на фоне очень даже в тему.
Фанатки Турции создали все условия, чтобы я успешно отучилась на тюркологии и даже поступила потом в магистратуру. Я ни о чем, в общем-то, и не жалею. Они все мечтают, что я перееду работать в Стамбул и их с собой прихвачу. Мама моя — учитель английского в общеобразовательной школе, а бабушка в регистратуре сидит, но обе хотят сидеть на берегу Босфора и смотреть на закат, поедая симит.
— Наташ, дверь открой, у нас тут что-то намечается, — я вздрагиваю, потому что ушла в свои мысли и пропустила звонок в дверь.
— А у меня работа между прочим, — вздыхаю, но встаю из-за стола.
— А у нас щас Айбюке кофе подавать семье Джана будет. А, паразитка, смотри, че делает, — и это точно не про меня. Потому что у бабушки сейчас любимая внучка — это Айбюке, а не я.
Домофон в нашей девятиэтажке уже три года не работает. Однажды зимой замерз, размагнитился, и теперь его никто не чинит. Мы привыкли к проходному двору, но дополнительный замок все-таки врезали. Звонки сразу в дверь — привычное для нас дело, так что я спокойно иду открывать, даже не глядя в глазок. Это или соседка снизу опять пришла жаловаться на громкие разборки моих родственниц, или соседка сверху денег занять, которых у нас все равно нет. Больше некому.
Прежде чем открыть пробегаю взглядом по отражению в зеркале — просто по привычке — и машу рукой. Я в домашнем: пижама, шерстяные носки и сверху свитер с оленями, который еще мама носила, когда в школе училась. Люблю я такие вещи.
Щелкаю замком, открываю дверь и замираю.
— Привет, — говорит человек, которого я не видела со времен, когда целый год провела на практике в Стамбуле. И это было давно, два года назад. Сердце екает, сжимается от боли, и я точно бледнею, кожей чувствую. Часто представляла себе этот момент, но никогда не думала, что он случится.
Может, я уснула над учебниками?
— Привет…
А он совсем не изменился. Темно-русые волосы, легкая щетина и темный пронзительный взгляд. Очень жаль, что он не обзавелся пивным животом, кольцом на пальце или морщинами. Да хоть бы один волосок поседел! Но нет. Такой же молодой и красивый, быть может, даже лучше стал. А я за три года отрастила волосы и больше не обладательница каре. Перекрасилась из черного в натуральный безумный-рыжий, как зовет его мама, и набрала ровно два кило, потому что мне уже не девятнадцать и я имею на это полное право.
— Эм… как дела? — спрашиваю его тоненьким голосом, он смотрит на меня не отрываясь, а мне неловко. Что нужно-то? Что забыл в нашей Твери? На чем приехал? Прямо из Стамбула на своем черном кабриолете?
Думаю об этом и тут же начинаю хихикать, а он из-за этого еще более жадно впивается в меня вглядом. Только через несколько секунд выдыхает и произносит:
— Мне нужен развод.
Эм… что?
А, это не вслух.
— Эм… что?
— Как выяснилось, мы женаты и…
Я быстро машу руками, веля ему замолчать, беру Эмре Демира за шкирку и тащу в квартиру. Ну, точнее, он сам идет и очень быстро перехватывает контроль: заводит мои руки мне за спину, как бы намекая, кто тут главный. Ой, малыш, а ты забыл что со мной такое не прокатывает?
В общем, метр по коридору — и мы в моей крошечной спальне. Кажется, Эмре никогда в таких маленьких помещениях и не был. Ну и что? Ну вот да, бывают комнаты три на три метра, и это я даже немного преувеличила, потому что она и того меньше.
Он держит мои руки, мы прижимаемся друг к другу животами — кажется, тот стал еще тверже. Интересно, и кубиков прибавилось? Боже, о чем я вообще думаю, а? О том, что дыхание Эмре касается моих губ, а глаза сверлят со злобой. И мы оба тяжело дышим, вот черт. Да у меня губы горят от того, как горячо сейчас внутри. Я думала, что все уже отболело, а у меня каждая клеточка кожи ноет от малейшего контакта и требует большего.
— Не кричи так, а то услышат, — шиплю я. Эмре вздрагивает, потому что воздух из моих губ касается его, и мне даже кажется, что сейчас он вопьется в мои губы, как умеет. Более того, как никто больше, кажется, не умеет, потому что после него все было не то, и я бросила жалкие попытки ходить на свидания.
— Кто услышит?
От его голоса по коже мурашки бегут. А я скучала. И видимо, очень-очень сильно. Моя практика прошла что надо. Я вернулась с разбитым сердцем и проплакала следующий год, как дура, а этот тип мне даже ни разу не написал.
— Не важно. Что ты несешь, какой развод?
