Годфри, задавал вопросы, как настоящий репортёр, время от времени делал фотографии. Незаметно осматривал комнату, бросал оценивающие взгляды на Аманду, что неизменно маячила где-то позади, на Лукаса, что прятал взгляд, пока его не просили разговаривать. На саму Хлою – но осторожно, будто он тоже боялся, что его раскроют. Только эти короткие взгляды позволяли Харрис понять, что это на самом деле Джек, а не его внезапно появившийся из ниоткуда двойник. Судя по всему, он чувствовал то же самое, что и она – но умело скрывал это.
Хлоя искренне надеялась, что они с Гонзалесом переглядываются не слишком часто, и что никто ничего не заподозрит.
Но Лукас определённо что-то чувствовал.
Он не сразу понял, что происходит. Ему казалось, Харрис была напряжена из-за того, что произошло в кабинете у его отца и потом – в саду, но похоже, это было не всё. Девушка всегда была способна взять себя в руки, по крайней мере – отстраниться от происходящего на несколько секунд, как сама учила его. И она вела себя не совсем так, как можно было бы ожидать от потенциальной жертвы – ей бы отводить взгляд от отца, прятать ото всех других, быть тихой, но – нет. Она смотрела на репортёров, отвечала на вопросы, и даже когда Годфри приобнял их обоих для фото – не пошевелилась, почти никак не отреагировала, рассеянно куда-то глядя. Похоже, что в камеру, но…
Эосфор проследил за её взглядом. Он понятия не имел, что не так, что именно его напрягает, но ответ определённо крылся в этих журналистах. Хлоя не была демонстративно заботливой, что странно – этого его отец наверняка от неё ждал. Она смотрела куда-то мимо камер, куда-то…
Или на кого-то.
Лукас прищурился, разглядывая одного из фотографов. Этот парень пришёл, похоже, с тем журналистом, которого Эосфору удалось узнать – это он в прошлый раз спросил, чувствует ли Лукас заботу отца. Похоже, Харрис тревожил именно этот парень – он умело скрывал лицо за камерой, а когда не делал этого – старался быть абсолютно обыкновенным папарацци, сливаясь с толпой.
Вот только Эосфор имел дело с папарацци – и чувствовал, что этот фотограф здесь был лишним. Можно было бы подумать, что он новичок, стажёр мастистого журналиста, которым, наверное, и собирался прикинуться – но Лукас чувствовал, что что-то было не так. Уж слишком странно на него смотрела Хлоя, уж слишком часто он озирался, делая вид, что восхищается особняком. Может, отец и поверил ему – по крайней мере, ни Зак, ни Аманда не подошли, чтобы выставить подозрительного типа. Вполне возможно, что конкретно за ним они и не следили – но Лукас чувствовал, что вся проблема была именно в этом фотографе.
Его смущало то, как они с доктором смотрели друг на друга. Осторожно Эосфор толкнул коляску, чтобы сидеть чуть ближе, чем доктор, и украдкой взглянул на её лицо. Такой смеси эмоций он ещё на лице девушки не видел. Неужели, между ней и этим репортёром что-то было?
Сердце вдруг застучало почти болезненно. Лукас закусил губу. Он понимал, что это была лёгкая ревность – и ему снова было не по себе из-за того, что он чувствовал. Что, если Харрис и правда знает этого фотографа? Если они – друзья, или – кто-то больше? Что он может сделать, чтобы она перестала думать об этом парне? Может ли он вообще что-то сделать?
Эосфор ещё раз посмотрел на журналиста. Тот стоял сейчас в невообразимой позе, стараясь сделать удачный снимок. Но он стоял. Лукас же не может даже этого – он просто пленник в доме, где из него сделали калеку, неспособного позаботиться о себе самостоятельно. Хлоя всего несколько дней назад выносила за ним утки, пока он валялся, неспособный просто сесть или хотя бы приподняться. Она ухаживала за ним больше, чем за ребёнком – ведь младенцу нужен, на самом деле, минимум реального общения. Ласковая речь, пока он проснулся и пьёт молоко или смесь, объятия матери, плеск тёплой воды, – и снова сон, пробуждение – и так по кругу. Но ему не нужно изливать душу, он не будет рассказывать об ужасах, с которыми сам не может справиться – ну, поплачет, если что-то болит.
Честно говоря, пусть новорожденный ребёнок гораздо менее терпелив, чем Лукас, он наверняка не изматывает психологически, по крайней мере, настолько – уж ему ли не знать, столько лет прожившему с младшими братьями и сёстрами.
Может, он для неё и есть ребёнок? Кто-то беспомощный, слабый, кто нуждается в постоянном присмотре и защите. Харрис вышла к репортёрам, чтобы не позволить Годфри снова затолкать его в подвал. Она ухаживала за ним, пока он восстанавливался, буквально кормила с ложечки. А он, помнится, хотел её от чего-то защищать – смешно ведь. От чего Эосфор вообще был способен защитить девушку? Даже от приставаний отца не сумел, ситуацию исправили Рик и Джорджина.
Что он творит, чего хочет добиться? Хлоя вряд ли когда-нибудь посмотрит на него так, как она смотрит на этого фотографа.
Лукас упустил момент, когда кончилось интервью. Журналисты зашевелились, каждый подозвал своего оператора или фотографа, а то и обоих – они о чём-то говорили вполголоса, кто-то спорил, пока Годфри позволял кому-то себя причёсывать – кажется, Монике. Эосфор чувствовал, что вот в этот момент, в передышку, доктор должна была к нему склониться и спросить, как он себя чувствует – не то, чтобы его не смущало это каждый раз, но это стало уже привычным ритуалом. Когда они проводили время с его семьёй, это довольно часто становилось стрессом для них обоих, и Харрис, похоже, действительно за него беспокоилась – может, просто боялась, как бы он их обоих не выдал. Хотела предотвратить взрыв, сгладить ситуацию, если что-то вдруг идёт не по плану.
Но никакого вопроса со стороны девушки не последовало – она задумчиво смотрела куда-то в сторону суетящихся журналистов. Лукас отказывался признавать, что его это задело – оправдавшись в собственных глазах, что он просто хочет знать, как себя чувствует девушка, он сам потянулся к ней и тихо шепнул на ухо:
– Всё в порядке, доктор? – Хлоя вздрогнула, услышав его. Быстро отвела взгляд, будто очнулась от своих мыслей, посмотрела на Эосфора. Секунду пыталась уложить всё в голове, будто была далеко, и только сейчас вернулась. Потом чуть запоздало улыбнулась.
– Конечно, – подтверждая свои слова, она опустила руку и осторожно коснулась его локтя. – Всё хорошо. А ты как? – в глазах
