отнюдь не услаждает. Вслед за великаном я захожу внутрь.
Интерьер нисколько не краше. Наверху одной стены тянется ряд телевизионных экранов, в которые напряженно таращатся двое мужчин. Выглядят они что зомби и внимания на нас совершенно не обращают.
Мы проходим к стойке с экраном из небьющегося стекла, за которой сидит лысеющий тучный мужчина. В конце концов он соизволил оторваться от телефона и окидывает нас подозрительным взглядом.
Никакого приветствия не следует — ни словом, ни кивком. Я предоставляю начать разговор Клементу, и он сразу же приступает к делу.
— Мы тут ищем кое-кого.
— Да что ты? — хмыкает толстяк.
— Это один из твоих игроков.
— Пф, да у меня этих игроков хоть пруд пруди.
— Ну, этот высокий и худой. У него еще козлиная бородка такая. Джейдоном кличут.
Букмекер задумчиво потирает один из своих подбородков.
— Да, Джейдона я знаю.
— Где мы можем его найти?
— Политика фирмы, — снова усмехается жирдяй. — Мы не предоставляем личную информацию о наших клиентах.
Если бы не стеклянная перегородка, уверена, Клемент схватил бы за горло напыщенного ублюдка. И я бы, кстати, ничего не имела против.
— У меня тоже есть политика, — невозмутимо отвечает великан.
— Вот как?
Клемент разворачивается и направляется к ряду из экранов. Тянется к ближайшему, обхватывает его руками и мощным рывком выдергивает из стены. На пол сыплются обрывки проводов и куски штукатурки. Оба зомби мгновенно пробуждаются от комы и улепетывают прочь.
Я ошарашенно замираю с открытым ртом, равно как и наш жирный приятель за стеклянным экраном.
Клемент возвращается со своим трофеем и бесцеремонно бросает его на пол. Падение телевизора сопровождается глухим треском.
— Вот моя политика, — деловито сообщает великан. — Итак, я спрашиваю снова: где мы можем найти этого Джейдона?
Букмекер как будто приходит в себя и хватается за телефон.
— Я звоню в полицию.
— Да насрать, братан. Пока они доедут, я успею разобраться с оставшимися шестью.
Какое-то время они свирепо таращатся друг на друга, затем Клемент, потеряв терпение, пожимает плечами и разворачивается. Он явственно намерен изувечить следующий телик.
— Стой! — вопит толстяк. Потом смотрит на меня. — Он живет в комплексе через дорогу. Корпус «Лоуренс», квартира девяносто четыре, кажется.
— Премного благодарен, — издевательски бросает великан.
Я бормочу извинения потрясенному толстяку и хватаю Клемента под руку. И не отпускаю, пока мы не удаляемся от конторы на приличное расстояние.
— Это уже слишком! — резко отчитываю я его. — Устраивать у него погром было совершенно необязательно!
— А нечего было вести себя как козел. И потом, необходимость требует.
Мой уничижительный взгляд пропадает втуне, поскольку внимание великана целиком поглощено ближайшей многоэтажкой.
— Ага, вот и корпус «Лоуренс», — объявляет он.
Все мое недовольство Клементом за его силовой метод ведения переговоров разом развеивается, стоит мне сосредоточиться на цели нашего визита. Теперь меня обуревают дурные предчувствия, гнев и, каюсь, чуточка нервного возбуждения. Если версия моего сообщника верна, мы, возможно, дразняще близки к выяснению подлинной личности Таллимана. Пускай я добилась этого ценой работы и дома, однако разоблачение клуба «Клоуторн», пожалуй, таких жертв стоит.
Мы направляемся к подъезду.
Вонь при входе на тускло освещенную лестницу пробуждает у меня тысячу воспоминаний о своем детстве в подобном микрорайоне. Предоставить детальное описание сего аромата довольно затруднительно, однако его базовые ноты — выражаясь терминологией парфюмеров — составляют запахи отсыревшего кирпича, гниющей еды и застоявшейся мочи.
Я стараюсь не отставать от Клемента, широкими шагами поднимающегося на второй этаж. По собственному опыту мне известно, что система нумерации в таких зданиях есть тайна великая, известная лишь специалистам по городскому планированию. Мы смотрим номер первой квартиры и понимаем, что девяносто четвертая на другом этаже.
Возвращаемся на лестницу и слышим чей-то топот наверху.
— Сюда, пупсик, — шепчет великан и увлекает меня в нишу эвакуационного выхода.
— В чем дело? — также шепотом спрашиваю я.
— Просто предположение.
— Что еще за предположение?
— Ш-ш-ш.
Закатываю глаза и прислоняюсь к стенке. Шаги становятся громче, их темп возрастает: спускающийся определенно спешит. Вот топот звучит уже по этажу над нами, и Клемент осторожно выглядывает из укрытия. Он предупреждающе поднимает руку, что я воспринимаю как призыв к тишине.
Шаги достигают площадки второго этажа.
Внезапно Клемент шагает вперед и выбрасывает руки. А когда он возвращается в нишу, я вижу, что его добычей стал перепуганный юнец — Джейдон.
— Какого хрена? — скулит тот, в то время как великан пришпиливает его к стенке.
Я изумленно смотрю на Клемента:
— Откуда ты узнал, что это он?
— Ничего я не узнал. Просто подумал, что тот жирный козлина мог позвонить ему, как только мы вышли. Вот наш юный друг и попытался слинять до нашего появления.
Затем он поворачивается к своей жертве.
— Помнишь нас, сынок?
Джейдон явственно помнит, и вид у него вполне обоснованно встревоженный, мягко выражаясь.
— Ч-чего н-надо? — мямлит он.
— Мне надо знать, какого хрена ты вчера вечером сжег кофейню в Килберне.
— Не понимаю, о чем ты…
Клемент сокрушенно качает головой.
— Слушай сюда, недоумок. Есть два варианта развития событий: либо ты выкладываешь всю правду и мы оставляем тебя в покое, либо я тащу тебя на верхний этаж и мы проверяем, умеешь ли ты летать. Так какой выбираешь?
— Я ничего не скажу! Я не стукач!
— Очень благородно, но в таком случае выбора у тебя не остается. Мне не до игрушек. Я тебя убью.
Последние три слова своей тирады Клемент доносит с такой ледяной бесстрастностью, что даже я содрогаюсь.
Глаза Джейдона мечутся по сторонам — куда угодно, только не на великана.
— Он не шутит, — подключаюсь я, стараясь звучать равным образом зловеще. — А если он этого не сделает, тогда, на хрен, сделаю я!
Паренек сникает.
— Вы ведь никому не скажете, что я вам что-то рассказал?
— Давай, выкладывай, — рычит Клемент, нависая над Джейдоном.
— Хорошо-хорошо, мужик… Только… Никому не говорите… Пожалуйста…
Великан кивает.
— Да, это я поджег.
От его признания внутри меня откидывается некая защелка, и прежде чем я осознаю, что творю, моя рука описывает широкую дугу и в следующее мгновение впечатывается кулаком Джейдону в скулу. Впрочем, удар неточен и недостаточно исполнен ненавистью, потому повреждений не причиняет.
— Сука чокнутая! — взвывает юнец, стараясь вырваться из хватки Клемента и дать мне сдачи.
— Это я-то чокнутая? — кричу я, не обращая внимания на боль в кисти, которая, как пить дать, вскоре распухнет. — Ты сжег мой дом, сраный членосос!
Мой подельник оборачивается ко мне с некоторой оторопью на лице.
— Неплохо, пупсик! Хочешь им заняться?
— Нет, я хочу, чтобы ты отрезал ему яйца ржавыми ножницами!
Клемент вновь обращается
