застал – одни «Ирокезы» рассекают небо. Подлетел на бреющем, врезал, умотал. Из «калаша» в него стрелять почти бесполезно.
Я встал, потянулся. Прошел в угол цеха, где лежали ящики с оружием. В одном из них находились два новейших и секретных переносных зенитно-ракетных комплекса «Стрела-2». Их нам выдали в связи с особой важностью миссии, дабы прикрываться отряд в случае обнаружения на подходе или отходе к базе. Особенно в последнем случае – американцы после успешного штурма, к бабке не ходи, вызовут вертушки и будут прочесывать зеленку. Я достал «Стрелу» из ящика, примерился. В Солнечногорске нас всех обучили пользоваться ПЗРК, но повторение – мать учения.
Первое. Лучше стрелять вдогон, а не на пересекающихся курсах. И только по низколетящим целям. Где-то там в небе точка – не наш вариант. Ракета просто не долетит. Дальность поражения целей – три с половиной километра.
Второе. Откидываем прицел, включаем источник питания. Запитывается головка самонаведения. За пять секунд раскручивается ротор гироскопа в автопилоте – и зенитно-ракетный комплекс готов к бою. Ловишь прицелом вертолет или самолет, как только головка считывает тепловой след – раздается звуковой сигнал. Можно стрелять. И вот с этими пятью секундами – настоящая засада. Мы специально считали. Пока скинешь «Стрелу» с плеча, приготовишься, раскрутится гироскоп… проходит секунд десять. В джунглях при налете «Ирокез» уже отстрелялся и ушел за деревья. Стрелять некуда. Сбить можно только самых наглых, которые не ушли. Или при подготовленной засаде – выпасать на маршруте, да еще с дерева. Чтобы с обзором. Но на марше, под пальмами… Маловероятно.
– Не пальни тут нам, – хмыкнул подошедший Степанчук. Не выдержал, взял из ящика вторую «Стрелу».
– В пролом в крыше целю, – я кивнул в сторону кусочке синего вьетнамского неба.
– Чую, наплачемся мы с вертушками, – капитан тяжело вздохнул.
На улице раздался предупредительный свист, послышался шум моторов.
– Похоже, Зорин едет. – Степанчук убрал «Стрелу» обратно, хлопнул меня по плечу. – Давай собираться.
* * *
Генерал приехал не один – в составе целой колонны из трех тентованных грузовиков. Плюс, как оказалось, нам выделили «уазик» для передового дозора. Мы опять вчетвером собрались, обсудили план движения колонны. Что делать при налете, засаде, где останавливаться на привал, заправляться… Внесли метки на три разные карты – по одной мне, Степанчуку и Черному.
После чего началось наше длинное путешествие в Плей-Кан. Дожди, москиты, нервный сон рывками на привалах. Особенно доставали заползавшие в расположение змеи и крики обезьян. Иногда они звучали так, будто живых людей режут. А змей мы научились есть. Прям как шашлык. Снимаешь кожу, потрошишь, бошку и хвост долой, режешь на куски и на прутик. Некоторые были ничего, вполне вкусные – будто курицу запеченную ешь.
– Эх, жаль, молодых не разрешили взять, – вздыхал Степанчук. – Им бы полезно было отведать всякой местной экзотики. Поняли бы все сразу про спецназовский «хлеб».
– В приморской тайге накормишь, – отмахнулся я. – Вы же по ранней весне устраиваете совместные учения с внутренними войсками?
– Устраиваем, – покивал капитан. – Забрасываем бойцов по соседним округам, а их там ловят. С одним ножом, кстати, забрасываем. Но весной жрать нечего, парни так, на голодную бегают. Разве что жимолости насобирают или какую заначку белки найдут. У местных жителей можно выпросить чего тайком. Но за это наказывают – диверсант не должен себя раскрывать. Народ у нас сердобольный. Подкормить подкормят, но потом позвонят куда надо.
– И что, все равно выпрашивают?
– Воруют. – Степанчук тяжело вздохнул. – По деревням в подпол забираются.
Ну ясно. Ничего в армии не меняется: «если спиз… и ушел, называется нашел».
* * *
В Плей-Кане нас опять разместили в полуразрушенном здании. Теперь для разнообразия это была бывшая школа и ее спортивный зал. В котором остались еще тренировочные маты, на них нам и пришлось ночевать.
Потянулось долгое, изматывающее ожидание. Пролетела первая дата акции, подошла вторая. А мы все торчали в школе.
Ожидание было прервано только один раз, когда нас – пятерых владеющих навыком вождения вертолетом – свозили на местный тщательно замаскированный аэродром. Взлетка была вся в воронках от бомб, которые, впрочем, засыпали щебнем и песком. Нам показали ориентиры – две обгорелые пальмы возле командного пункта, капониры для вертолетов. Их вьетнамцы открыли и укрепили – на совесть. Сам аэродром плотно охранялся, я заметил спрятанный танк, две зенитки.
Нам выдали планшетки с картами, где были указаны возможные посадочные глиссады, там же Зорин нарисовал посты зенитчиков, выписал частоты для связи.
– Ты что-нибудь знаешь о наших задачах? – поинтересовался я у Лиен, когда генерал отвлекся.
– Ничего, – девушка сделала честные-пречестные глаза. – Высший уровень секретности, нас дважды инструктировали, как себя вести, что можно спрашивать, а что нельзя.
– И что же можно?
– Ну… про погоду. Как тебе она?
– Небо и земля. Я помню этот изматывающий дождь, влажность. А сейчас просто курорт. Солнышко, не жарко…
– В марте всегда так.
– Кстати, поздравляю тебя с международным женским днем, – я протянул Лиен букетик молочно-белых цветов, что насобирал вокруг взлетки. Они отчетливо пахли каким-то цитрусовым ароматом.
– Ой, как мило! – девушка украдкой клюнула меня в щечку. Я засмущался, словно первоклашка. В Союзе беременная жена, а я тут флиртую с бывшей. Нет, надо прекращать этот бордель. Впрочем, Лиен прекратила его сама:
– У нас не празднуют Восьмое марта. Это американский праздник.
– Да ладно! – я выпал в осадок. – Вроде бы это в Германии придумали. Клара Цеткин, борьба за права женщин…
– Все так, но приурачивалова она его…
– Приурочила.
– Спасибо… к национальному женскому день, который отметили в США в память о забастовке работниц текстильной промышленности в Нью-Йорке.
О как вьетнамки-то подкованы в истории вопроса.
– Ну так борьба за улучшение условий женского труда – это же вроде хорошо?
– Американский пролетариат предал дело борьбы с буржуазией и поддерживает преступную войну во Вьетнаме! – отбарабанила будто на уроке. А может, так и есть? У них же тут тоже свои занятия по политпросвету.
* * *
Наконец утром девятого поступил приказ: «Вылетаем в тот же час».
Приехал Зорин, привез последние разведсводки и проводника-вьетнамца. Совсем маленького, но жилистого Фан Нгуена. Мы нагрузились, попрыгали и, обнявшись с генералом и Лиен, пошли в джунгли. Все как полагается – головной дозор, тыловой…
Идти пришлось по ночам, четверо суток. Как только рассветало – маскировались и становились на дневку. И правильно делали – над головой постоянно висели американские вертолеты. Не «Кобры», конечно, – «Ирокезы». Но от этого было не легче.
Фан оказался таким же молчуном, как и погибший Чунг. По-русски знал совсем чуть-чуть, как что – сразу
