Эрик поднялся с лавки, потянулся.
– Как себя чувствуешь?
– Лучше, чем утром, – ответил Альмод. – Здоров ты поспать.
– Что есть, то есть.
Он подсел на кровать, откидывая простыню. И правда лучше. Пожалуй, сейчас можно и доделать – собрать мышцы да подтолкнуть, чтобы восстанавливались. Потом останется только подновлять плетение. Дней через пять, от силы неделю, будет как новенький.
– Хочешь закончить?
Эрик кивнул. Спросил:
– Где все?
– Со своими людьми Ульвар пусть разбирается сам. Где носит Ингрид – не знаю. – Альмод поморщился: ощущения, когда сращивают порванные мышцы, далеко не приятные. – Фроди сговорился с какой-то молодкой: чую, будет потом чернявенький по деревне бегать. Отчаянная баба, остальные из-за дверей носов не кажут.
– Она вдова, – подала голос Герд. – Бездетная. Может, и повезет, и появится, кому на старости лет позаботиться. А может, выйдет как с младшим Данра Рыжего. Не в мать пошел, в чистильщика, что в деревне ночевал. Дом отстроили, за всеми тремя дочерьми Данр хорошее приданое дал, и до сих пор как сыр в масле катаются, а сколько лет прошло. И так и этак ладно.
Эрик, поймав на себе пристальный взгляд Альмода, заставил зубы разжаться:
– Много болтаешь. Если столько лет прошло, откуда тебе знать?
– Простите, господин. Так люди говорят.
Он едва не упустил плетение, мысленно выругался. Как все просто, оказывается. То, за что его попрекали едва ли не с рождения, за что отец, напиваясь, колотил мать смертным боем, другим было «ладно». И правда: отстроились, приданое… Эрик заставил себя не думать об этом. Что бы там ни случилось много лет назад, сейчас все равно ничего не изменишь. Закончил плетение, поднялся, снова потянувшись: тело ломило, намахался мечом с утра.
Герд достала из печи горшок, приподняла крышку – пахнуло сытным мясным духом. Солонина, наверное. Кто станет резать скотину по весне? Полдня назад Эрик умирал от голода, сейчас даже думать о еде не хотелось.
– Все готово, господа. Подождать, пока вы все поедите, или помыть посуду можно будет утром?
– Сами разберемся, – сказал Эрик. – Иди.
– Раскомандовался, – хмыкнул Альмод. Перевел взгляд на девушку. – В самом деле, иди.
– Воды натаскать?
– Шесть… пять здоровых мужиков себе воды не достанут? – фыркнул Эрик. – Ступай уже.
Говорить, что таскать ведра никто не будет, когда можно просто наплести, сколько нужно, он не стал. Не ее дело. Спросил Альмода:
– Тебя покормить?
Левая рука командира висела плетью, и Эрик знал, что она останется такой еще дня два, да и сесть Альмод сможет не раньше послезавтра.
– Мы обедали, так что подожду остальных. А ты ешь, если хочешь.
– Не хочу. Пойду тоже погуляю, пока не совсем стемнело, если я тебе не нужен.
Выйдя из дома, он едва не столкнул Кнуда – тот целовался с Трин, устроившейся на перильцах крыльца. Эрик бесцеремонно постучал пальцем по плечу приятеля:
– Сеновал вон в том сарае. С замком сам справишься.
– Откуда ты… – начал было Кнуд, потом махнул рукой. – Не важно.
Ссадил Трин с перил, повлек за собой, обняв за талию. На завалинке за крыльцом, у самого угла дома, обнаружилась Ингрид: улыбнулась, погасив светлячок, закрыла книгу. Эрик улыбнулся в ответ, сбежал по ступенькам, чтобы сесть рядом. Снова стукнула дверь, выпуская Герд, задержавшуюся в сенях, послышались ее ковыляющие по дорожке шаги. Далеко не ушла, замерла около калитки, глядя снизу вверх на широкоплечую тень.
– Пожалуйста, пропустите, господин, – попросила она.
– За поцелуй, – ответила тень голосом Гейра.
Эрик хмыкнул: словно на пару лет назад вернулся. Поймать в дверях симпатичную девчонку и стребовать поцелуй за право прохода – давняя забава школяров. Правда, раз на раз не приходился, можно было и оплеуху получить. Хотя едва ли деревенская девка осмелится наградить оплеухой чистильщика… Так и есть.
– Пожалуйста, господин…
– Поцелуй – пропущу. Но можешь через забор перелезть, ловить не стану.
Куда ей через забор, в юбках да хромоногой? Эрик поморщился: вроде ничего особенного, но смотреть неприятно. Собрался встать, но на колено легла ладонь Ингрид. Он оглянулся. Девушка едва заметно покачала головой: мол, не вмешивайся. Может, ничего и не случится.
Герд быстро клюнула Гейра в щеку, дернулась было назад, но тот перехватил за талию, притянул к себе – девушка пискнула, – впился в губы, придерживая затылок: и захочет – не вырвется. Наконец, оторвавшись, потянул в темноту под деревьями палисадника, на ходу облапывая грудь.
– Отпустите, господин… – всхлипнула Герд. – Пожалуйста…
– Хорош ломаться. Скажи спасибо, что на тебя, убогую, вообще глянули.
Эрик встал, шагнул к ним:
– Она не хочет с тобой идти.
– Отпусти ее! – поднялась с завалинки Ингрид.
– Да ладно, что вы, тоже… Ничего ей не сделается.
– Она не хочет с тобой идти, – повторил Эрик.
– Не хотела бы – отказалась, когда к нам прислали. Все равно замуж ее никто не возьмет, а так хоть узнает, что такое мужик.
– Еще слово – и ты узнаешь, что такое кулак в челюсть, – посулила Ингрид.
– Пробовал, спасибо! – хохотнул Гейр. Оборвав смех, уставился на нее неверящим взглядом. – Ты серьезно?!
– Более чем.
– Вот же… – Он выругался, выпуская Герд из объятий.
Эрик ожидал, что девушка ринется прочь, но она так и застыла рядом, дрожа и всхлипывая.
– И сам не гам, и другим… – Гейр пристально оглядел их, скабрезно ухмыльнулся. – Или вам она самим глянулась? Мордашка-то ничего. Так сказали бы, можем и вчетвером…
Эрик дернулся, но Ингрид придержала его за плечо.
– Иди себе.
Тот выругался, но больше перечить не стал. Хлопнула, едва не слетев с петель, дверь.
Ингрид тронула Герд за руку:
– Пойдем, провожу.
Та дернулась, замотала головой.
– Никто тебя не тронет, – сказал Эрик. – Пойдем.
– Староста узнает – прибьет… – прошептала Герд. – Он велел не перечить, а то чистильщики озлятся и всем несдобровать.
Она снова всхлипнула.
– Откуда бы ему узнать? – пожала плечами Ингрид. – Пойдем, тебе вставать рано. А за Гейром мы приглядим, не бойся.
Герд утерла глаза передником, захромала прочь. Ингрид подставила локоть, предлагая опереться, но девушка лишь шарахнулась. Эрик двинулся за ними, чуть приотстав. Он помнил, куда идти. Пять домов до улицы, потом налево – деревня большая, многолюдная – еще два дома, проулок… Мать у Герд умерла, рожая ее, но отец женился во второй раз почти сразу. Сколь Эрик помнил, мачеха родила еще двоих, и на подходе маячил еще один ребенок. И ни ей, ни отцу не было никакого дела до убогой – лишний рот, от которого мало проку. В огороде возиться туда-сюда да по дому приглядеть, а за младшими уже не поспеет, едва чуть подрастут: и правда, старший из рожденных мачехой сыновей удирал от сестры играючи, а малолетней няньке потом доставались колотушки.
