рявкнул он, развернулся на пятках и ушёл на свой край поля.
— Хорошо. Разойдитесь на свои места, — продолжил всё так же невозмутимо секундант и сам направился с поля.
Нас разделяло метров тридцать. Я предположу, что Твен умеет драться на кулаках, но большинство людей делали огромную ошибку, когда сражались. Уверен, его учили хорошие бойцы, но меня учили убийцы, а тех и у других подходы разные. Когда одни обучали тому, как одержать верх, меня натаскивали на то, чтобы убить.
Мы стояли друг напротив друга, ожидая отмашки секунданта. Я был вновь сосредоточен и пуст внутри. Ни волнений, ни страхов. Только мысли по поводу моих действий. Твен стоял, явно сгораемый от злости за мои словесные унижения. Поэтому, насколько он уверен в своих силах, я не знал.
Прозвучал свисток, ознаменовавший начало дуэли, и мы двинулись друг другу навстречу.
Твен приближался быстро, он едва не бежал навстречу мне. Я шёл спокойно, готовый встать в стойку в любой момент.
Он пробежал две трети, когда мы столкнулись.
Твен попытался напасть на меня с разбегу, замахнувшись правым кулаком. Я резко ухожу от его удара влево, чуть пригнувшись и пропускаю кулак мимо. Следом бью ему по корпусу под рёбра и тут же, едва он кренится, пробиваю правой в лицо.
Твен пошатывается. Делает шаг назад, и я пробиваю ему ещё тройку в лицо. Моя реакция и скорость максимальная для этого тела, быстрее не получается физически. Сила тоже не самая большая, пусть я и занимался физическими упражнениями. Это спасает его от проигрыша в первое же мгновение. Плюс он успевает закрыться и отскочить.
Я мог последовать за ним, но решаю не рисковать, боясь попасться на контрудар. Парень крепкий, с пары ударов не одолеть. Вместо этого я медленно наступаю.
Он вновь нападает. Пытается врезаться с ноги и достать кулаками, но я отступаю. На кону сто тысяч и нельзя позволить ему выиграть. Твен не унимается. Будто решив, что первые мои удары были случайностью, он продолжает наступать, размахивая кулаками.
А потом я резко ныряю под удары, хватаю за туловище и перемещаюсь ему за спину, после чего перекидываю через себя, выгнувшись мостиком. Тот врезается головой в землю. Но встать не успевает, когда я набрасываюсь на него сверху и начинаю лупить по голове. Кое-как Твену удаётся встать, но я уже отскочил.
Однако тут же набрасываюсь и начинаю бить. Он уходит в оборону, и я туфлёй бью ему под колено, заставив отпрыгнуть на одной ноге. Шаг ему навстречу, пропускаю мимо себя его удар, перехватываю левой его руку и бью правым кулаком прямо в локоть.
Он кричит от боли. Получает подсечку и падает на пол, после чего пяткой получает прямо в лицо. А потом второй раз, после чего слышится отчётливый хруст костей. Третий удар обрывает его крики.
А через мгновение я чувствую, как меня отбрасывает ударом назад. Едва хватает сил остаться на ногах. Прямо из живота у меня торчит сосулька — ублюдок выпустил её в меня, лёжа на земле. Не успеваю сообразить, как он с разбитым лицом перекатывается на бок и меня отбрасывает ледяной волной, обжигая кожу.
Падаю, кубарем прокатившись по земле, и уже встаю, когда он с прыжка прыгает на меня сверху…
И его откидывает в сторону.
— Бой закончен! — секундант уже бежит к нам через поле. Бегут и двое врачей, один к нему, другой ко мне. — Нарушение правил! Победителем объявляется Грант Роковски!
— Да нихрена! — Твен истерически визжит, уже не в силах себя контролировать. — Я победил! Я убью его!
— Нарушение правил! — внезапно громогласным голосом крикнул секундант. Голосом, который никак нельзя было от него ожидать.
— Нет! Я! Я победил! Я! Этот отброс уже не встанет! Я!
Он вновь пытается использовать свой дар, но в этот момент его руки оплетают сталагмиты, не давая воспользоваться силой.
На этот мусор больно смотреть. Он визжит, плюётся слюнями, весь истекая соплями и кровью. Бьётся, будто у него припадок и продолжает кричать, что победа за ним. Но для него всё кончено.
— Я! Я победил! Я! Я!
Но его никто не слушает.
Пока его пытается успокоить преподаватель и врач, мной уже занимаются. Сосулька тает на глазах. Врач что-то вкалывает мне прямо в грудь, после чего придавливает бинтами рану и быстро туго перевязывает. Я оглянуться не успеваю, как рядом уже другие врачи с носилками.
— Ублюдок! Я тебя убью! Ты покойник! — кричит он надрываясь.
Но мне хватает сил громко бросить ему:
— Сто тысяч отдать не забудь.
— Я вызываю тебя на дуэль! Дуэль! Ты слышишь! Я приказываю!
У него истерика, и Твен не понимает, что позорит не только себя, но и весь свой род, и дом, которому он, возможно, принадлежит. Что же касается меня, то я спокоен. Я только что заработал, а раны так или иначе зарастут. Никто не позволит мне умереть в стенах гимназии, так ещё и после дуэли, в которой меня подло попытались убить.
Но встречаются же бесчестные ублюдки, которые кричат про достоинство, сами подтираясь им при всех. Истеричка позорная.
Весь оставшийся день и следующий я провожу благодаря ему в больнице, попутно пережив операцию на животе.
За то время, пока я лежал под капельницей и таблетками, от которых раны удивительным образом быстро восстанавливались, меня успевают посетить преподаватели, его родители и Грог. Именно в такой последовательности.
Его родителями оказались на удивление приятные мужчина и женщина, которые не имели ничего общего с их отпрыском. Они тихо постучались в мою палату и медленно вошли, пытаясь скрыть своё презрение под маской волнения и вины. При всём том, что происходит это до сих пор цивилизованный мир, и приходится соблюдать рамки приличия, иначе другие не простят нарушения правил игры.
— Добрый день, Грант, — начал первым мужчина, стараясь смотреть куда угодно, но не мне в глаза. Он не кивнул, никак иначе не поприветствовал. Он аристократ, я простой человек, и это они хотят показать всем своим видом. — Мы родители Твена Сирони.
Я пробежался по ним взглядом, после чего кивнул.
— Добрый день.
— Мы здесь чтобы извиниться за неподобающее поведение сына на дуэли, — мягко произнесла уже его мать. — Нам очень стыдно, что так произошло, но, думаю, мы все понимаем: эмоции, волнение…
— Не понимаю, — ответил я холодно. — Я же не сломал ему шею, хотя мог.
Им пришлось проглотить мои слова молча. Отец лишь едва поморщился.
— Но вы же мальчишки, а они всегда дерутся… — попыталась вставить мать.
— Пытаются убить и бьют исподтишка в спину? Видимо, мы росли в разном обществе, — всё так же невозмутимо отвечаю я, чем вызываю сжавшуюся челюсть у отца.
— Грант, что было, то прошло, — произнёс он. — Жаль, что так вышло, но прошлого не вернуть. Мы здесь по другому поводу. Мы слышали, на кон были поставлены деньги, проигравший должен был заплатить победителю.
— Всё верно, господин Сирони, — кивнул я, не забывая о манерах.
Он подошёл к столу и положил на край стопку аккуратных новеньких купюр.
— Здесь сто тысяч. То, о чём вы договаривались с сыном, — он полез в карман и добавил ещё одну стопку купюр. — И ещё сто тысяч в качестве компенсации за то, что произошло. Мы выражаем сожаление за поступок сына, и надеемся, что ты не будешь распространяться о случившемся.
Меня пытаются купить. Я бы отказался от этих денег, но не в этой ситуации — это лишь усугубит положение, с чего я ничего не получу кроме проблем, а мне необходимо финансирование нашей миссии.
Я знаю, что должна быть чёткая граница между гордостью и глупостью. Чрезмерная гордость ведёт к ереси. Я победил, я унизил Твена проигрышем и его же собственным поведением. Он сделал хуже только себе, и слухи, как ты их не сдерживай, распространятся в скором времени по всей гимназии.
Я победил при любом раскладе и могу получить ещё больше, поэтому лишь киваю.
— Я не буду распространяться о случившемся.
— Это очень хорошо, — улыбнулась мать. — Мы позволим себе оплатить твоё лечение и форму, Грант. И оплатим другое лечение, если оно потребуется в будущим. Чтобы прошлое осталось в прошлом.
— Хорошо, госпожа Сирони.
Но прошлое не останется в прошлом. В Империи аристократы очень злопамятны, и я сомневаюсь, что здесь что-то иначе. Твен был виноват сам, но вряд ли это будет беспокоить их. Их унизили, даже пусть и за дело, и они захотят отомстить. Рано или поздно. Но это будет потом, когда мы станем сильнее и, возможно, когда сюда придёт Империя.
Они ушли, и вечером меня навестил уже Грог.
— Как ты? — только и спросил
