человеком в этом мире. Иногда я думаю, что это судьба наказала его за то, как он велел мне поступить. Несмотря на то, что своих детей Бог нам не подарил, Генрих наотрез отказывался иметь чужих, это было вне его правил и я… Думаю я рано сдалась. Надо было настоять на своём. Надо было лучше пытаться убедить его… Это я, Джес, – распухшие от слёз глаза Блэр заглянули в мои, – это я виновата в том, что Элена оставила тебя на пороге церкви… Ты была ещё младенцем. Такой крохой.
– Её мать родила ребёнка и сбежала? – видя, что я не могу вымолвить и слова, вступил в разговор Дэнди.
– Да, – отрывисто закивала Блэр. – И я знала об этом… Знала, как жестоко она поступила, но ничего… абсолютно ничего не сделала.
– Вам муж запретил?
Блэр снова кивнула:
– Он поставил мне ультиматум: либо он, либо младенец и я… Я… о Боже…
– Я не виню тебя, Блэр, – я крепко прижала рыдающую Блэр к себе, со всем чувством, с теплотой. – Ты не могла, я понимаю.
Хочу понять. И всеми силами заставляю себя понять! Она любила мужа, это я точно знаю. Слишком сильно любила, чтобы променять его на ребёнка, который не был её собственным.
Я, правда, очень хочу её понять.
Но не выходит.
– Когда Генрих умер я сразу забрала тебя к себе. Джесмин… прости меня. Прости, если сможешь. Если бы рассказала раньше, ты бы отказалась от меня, не приняла бы меня…
– Я понимаю, – прошептала я, стряхивая с ресниц слёзы и мягко похлопывая Блэр по спине. – Всё хорошо. Ничего не изменилось, правда. Всё хорошо, ты не должна плакать.
– Я не заслуживаю твоей жалости…
– Это не жалость. Не смей так думать. Ты – всё, что у меня есть, Блэр, и я никогда не откажусь от тебя.
– О, Джесмин…
Дэнди смотрел на меня. Пристально, спокойно, с печальной нежностью. По телу пробежала дрожь – он никогда так на меня не смотрел. И в его глазах не было ни капли жалости. Проникновенная теплота обволакивала взглядом, успокаивала, дарила ласку. В нём что-то изменилось. И я знаю – мне это не кажется.
Деньги на моё обучение в Нью-Йорке Блэр получила по почте от моей матери – вот, что я узнала позже. Письмо пришло в чистом конверте, что значит – кто-то просто забросил его в почтовый ящик. И это была Элена.
Где она сейчас, чем занимается и как сложилась её жизнь, Блэр не знает. К сумме в конверте прилагалась лишь крохотная записка, где моя мать просила ничего не рассказывать мне и просто вложить эти деньги в мои стремления.
Теперь я понятия не имею, как себя чувствовать. Как и не имею понятия, как жить с этим дальше. Не мне – Блэр.
Я сделала всё возможное, чтобы привести её в чувства, сотню раз заверила, что между нами всё остаётся по-прежнему, в том, что я люблю её и ни капли не злюсь. Думаю, она поверила мне, ведь она даже улыбалась, провожая нас за порог дома. Хорошо, что поверила. Потому что я себе не верю.
***
Пока мы с Дэнди тряслись в автобусе, всю дорогу до Нью-Йорка он не обмолвился и словом. Даже не смотрел на меня: то ли спал, то ли делал вид, что спит. Я была не против – мне было о чём подумать. И всё же, не во мне одной происходили перемены, чувствовала это так ясно, что и не надо было лишних доказательств.
В Ридже что-то меняется. И это что-то ему чертовски не нравится.
– Больше не смей ничего менять, – сухо произнёс он уже в лифте. – Я говорил тебе и скажу ещё раз: ничего не меняй в Зеркале, если не хочешь потерять близких.
Мои глаза расширились:
– Так ты… ты веришь мне? Насчёт Юхана…
– Эта игра, – уверенно говорил о своём Дэнди, – как шахматы. Делаешь ошибочный шаг и противник пожирает твою фигуру.
– И как же мне избавиться от фигур противника? Да и не хочу я ни от кого избавляться!
– Тебе и стараться не надо, – Ридж смотрел на двери перед собой, – это уже происходит.
– Что ты имеешь в виду?
– Это игра на жизнь, Джесмин. На одну из двух. Словно… перед тобой две разных судьбы, не знаю как объяснить, сам толком не понимаю… Но думаю, всё закончится тогда, когда фигуры одного из игроков будут повержены. И победитель будет только один. Готова сделать свой ход?
– Что? – я не понимала. Пыталась, но ничего не понимала!
Лифт остановился на четвёртом этаже и, не оборачиваясь, Ридж направился к своей квартире.
– Что всё это значит? – воскликнула вдогонку, полностью сбитая с толку. – Хочешь сказать, кто-то играет судьбами людей? Нашими судьбами?!
– Да, – сухо отозвался Ридж, поворачивая ключ в скважине. – Именно так я и думаю. А ты, Джесмин – его главный рабочий инструмент.
– Я что, типа чья-то марионетка?
– Думаю этому кому-то просто очень скучно.
– Да о чём ты, чёрт возьми?!
Дэнди приоткрыл дверь своей квартиры и бросил мрачный взгляд на меня:
– Меняя чувства и эмоции людей, ты выбрасываешь их из игры. Из одной из двух реальностей. Этот Юхан… ты говорила, что мы изменили его отношение к тебе с помощью Зеркала… Ты изменила его там и тем самым влюбила в себя здесь фальшивой искусственной любовью. Ты изменила его в той реальности. А исчез он в этой. И я даже… горечи от этого почувствовать не могу, понимаешь насколько всё серьёзно? Это не шутки. Жизни людей на кону. И в груди… в груди словно дыра появилась. А я даже не могу дать ей объяснения. Бесит.
– И что мне делать? Делать ход? Вести игру с той сумасшедшей?
– С сумасшедшей? – невесело усмехнулся Ридж. – Это и есть ты, Джес. Ты одна на две жизни! И эту шахматную партию на судьбы людей ты ведёшь против себя же самой! Я пока не понимаю большего… очередность ходов, правила… Мне нужно подумать.
– Значит, я должна выиграть? – яростно всплеснула руками. – Каким образом, не подскажешь? Пойти к Эшли и послать её в пекло, чтобы моя монстро-копия оторвала её фигурке голову? Или может мне вытащить Шелдона с того света и умертвить снова?! Что? Что я должна делать?!
– Играть, – спустя паузу ответил Ридж. – Если не хочешь до конца жизни застрять в мире, который мы называем Зеркалом.
– С чего вообще решил, что всё так?! Почему уверен?
– Я не уверен. Но что-то подсказывает мне, что всё именно так. Или
