– Годков двадцать минуло, – выпучила глаза жертва, жадно хватая ртом воздух.
– Начальника стражи ко мне! – отбросив ключника, рявкнул в открытую дверь комендант, с трудом сдерживая вопль восторга.
Когда преданный заместитель ввалился в кабинет, топая сапожищами по драгоценному паркету, блестящий план был готов полностью.
– Смотри… – ухоженный палец коменданта двигался по плану нижнего яруса. – Вот сюда мы перевели княжну. Рядом – камера наставника по болу. Соседняя пустует, в нее и закроешь молочницу… Понял?
– А что, в покои свои ее не прикажешь привести? – удивленно хрустнул бычьей шеей старый собутыльник.
– Эти волки везде караулы понаставили, – поморщился комендант. – Вмиг прибегут с расспросами.
– А если в камеру закроем, полагаешь, не станут допрос затевать? – задал резонный вопрос начальник стражи. – Смотри, как бы боком не вышла твоя затея.
– Держи… – на стол лег листок бумаги. – Это мой приказ о наказании за нерадивость. Две седмицы в заточении за прокисшее молоко и разбавленные сливки.
Заместитель расхохотался. Восхищенно покрутив бритым черепом, он неуклюже польстил:
– Кишка тонка у столичных против тебя… Твоей хитрости и Дремлющий позавидует.
Рийен О’Ли растянул тонкие губы в самодовольной усмешке. Ближайшая ночь виделась ему бурной и восхитительно сладкой после долгого поста.
Глава семнадцатая
Сай-Дор, столица Империи, башня Магистратуры,
за седмицу до описываемых событий
Во власти дураков нет. Они, конечно, пробираются в нее периодически, но надолго, как правило, не задерживаются. Власть – что мельница на берегу полноводной реки людских надежд. Обветшает запруда, обмелеет русло чаяний народных, и водяное колесо замедляет ход жерновов. Приходит новый мельник, залатает течь – и вновь бурлит, кипит и радуется глупая река.
Но хуже, когда вода выходит из берегов. Скрипит, вращается бешено колесо, грозясь сорваться и унестись по течению в безвозвратные дали; грохочут жернова в последнем издыхании, пугая прислугу и расшатывая мельницу. Мечется хозяин, диким ором орет, да толку нет ни на грош – кончилось его время. Не почесался вовремя, не почистил русло от мусорного затора – вот и результат.
Князь Кайта острым умом не блистал, но столичное хозяйство содержал в порядке. В нужный момент – подачками, посулами иль отдав на растерзание пару-тройку зарвавшихся чинуш – выпускал пар из готовой взбунтоваться черни или безжалостно отправлял на плаху отчаянные головы, гася в зародыше очередную бучу. Оно и немудрено – когда под боком императорский дворец и правительственная площадь, ухо надо держать востро.
В городскую казну исправно платили дань столичные гильдии, заезжие купцы и ростовщики-менялы. Тек полновесный золотой ручеек от состоятельных горожан, возжелавших надстроить еще один этаж к своим хоромам или расширить свой дворик за счет выморочной соседской усадьбы. Каждая пядь сайдорской земли стоила столько, что в иных уголках Империи за эти деньги можно было прожить безбедно всю жизнь.
Злые языки шептали, что немалая часть городских доходов прилипает к рукам градоправителя. Что за подряд на постройку моста, нового театра или замену булыжника мостовых надо заплатить столько, сколько стоит иной провинциальный городок со всеми своими потрохами. Ядом брызгали завистники, оплачивая растущие с каждым годом счета водоносов – и здесь они видели подлую руку князя. Поговаривали, что даже Клан убийц в день окончания Танца трех лун преподносит ему щедрые дары.
Шептали, говорили и шипели. Но чужие языки к пыточной дыбе не пришьешь. Да и кто посмеет покуситься на всесильного чиновника, если император лично вручил ему орден Подвязки и одарил поместьем на берегу Терранского моря за беспорочную службу? Словом, жил бы князь Кайта и не тужил кабы не один его заклятый враг. Правду сказать, этот враг и не подозревал, что удостоился столь высокой чести от столичного градоначальника.
В своде Основ сказано, что перед законом равны все: и бедный сапожник, и сиятельный вельможа. Но, как показывает жизнь, на практике кто-то всегда выходит равнее другого. Если вдруг не посчастливится скучающему зеваке попасть под копыта роскошного экипажа высшей знати, то суд его же и признает виновным. В лучшем случае получит покалечившийся бедолага горсть медяков на лечение и будет рад такому исходу. А скажет, к примеру, неласковое слово отчаявшийся от поборов купчишка сонному уряднику, малой вирой уже не отделаешься. Семь шкур снимут у позорного столба, да еще и по миру пустят, имущество в казну перепишут.
Словом, чем выше на лестнице власти ты стоишь, тем короче у закона руки и благосклонней взгляд. И бояться стоит только тех, чья ступенька еще ближе к императорскому трону. Над князем Кайтой таковых имелось немного. Да и сделать они ему ничего не могли: все свои темные делишки он воротил за звонкую монету, не оставляя следов на счетах платежных систем.
Но была тройка магов, чьи личины никто и никогда не видел. И не стремился к этому. Потому как те, кому посчастливилось их лицезреть, жили после этого очень недолго. Ходили слухи, что эти маги дни и ночи проводят в башне Казначейства, покидая ее только в исключительных случаях. И в этих случаях следом за тройкой магов ревизион-коллегии приходят Призрачные Псы.
Правду шептали злые языки – за время правления князя Кайты к его рукам прилипло столько, что ни о какой императорской милости не могло быть речи. Воровать из казны дозволялось, но с умом. Князь не воровал – он изымал все, до чего только мог дотянуться. И вряд ли во всей Империи нашелся бы кто-нибудь богаче его. Разве что сам император Тит Последний.
Не лгали и те, кто полагал, что столичный правитель связан с Кланом убийц. Десять лет назад патриархи клана преподнесли ему дивный, бесценный подарок: девочку с редким даром. За обладателями этого дара охотились все без исключения, но удача улыбалась немногим и крайне нечасто – в лучшем случае пару раз за столетие. Этот дар не был магическим, и выявить его владельца мог только случай. Обладатель редкого дара умел лишь одно: он умел дружить.
Даже в ту пору князь имел своих людей во всех властных структурах, включая епархии Тайного Канцлера и Кардинала. Сеть ширилась и росла, не было шпионов лишь во Дворце Казначейства. Подарок патриархов пришелся очень кстати, оставалось лишь ждать. Князь ждал долгие годы, просыпаясь в холодном поту от каждого шороха – за любой тенью ему чудились страшные маги ревизион-коллегии.
Пришла пора расплаты.
– Садись! – коротко приказал он девушке.
Приятных округлостей барышня с пикантными ямочками на румяных щечках, сотворив обязательный книксен, присела на краешек стула. Даже привычному к ее чарующему обаянию столичному правителю сразу же сделалось легко и свободно на душе, как при встрече со старым другом.
– Слушай и запоминай! – разозлившись на самого себя и пытаясь стряхнуть обволакивающие разум чары, князь притворно нахмурился.
