предисловий не умею, тем более что в предисловии собака зарыта. Но все это я кратко, четко говорил, без лишних слов. Копелев сидит, молчит, кивает. Говорю: сколько отправили писем, телеграмм, сколько по телефону переговорено, чтоб агрегат изготовили вовремя! Заверили, что агрегат почти готов, а он почти и не начат! А вот мероприятия, которые мы составили в тресте, — помахал я бумагой — хоть бы одно мероприятие для смеха выполнили! Деталей нет, места нет, рабочих нет, к Гаевскому и Пикулину обращаться бесполезно...
Копелев поднимает глаза так, что кажется, сейчас громом шарахнет. А он тихо так: «Ну что, Гаевский, скажешь?» Гаевский: «Иван Платонович, но ведь все равно пустое дело! Бронированных шлангов нет, а без них — не запустить! Мое мнение — надо перенести на следующий год...» — «А что, шланги эти выпускаются в Союзе? — спрашивает Копелев. «Да, но строго фондируемый материал, мы на этот год не заказали, чертежи пришли только в начале года...» — быстро говорит Гаевский, а я смотрю на него и только усмехаюсь: вспомнилось, как он мне две недели назад доказывал, что шланги не нужны... «Отговорки ищешь, — перебил его Копелев. — Если бы хотел заняться, нашел бы и шланги, и все, что надо, а ты заниматься не хочешь. Вам бы все поглобальней вопросы. Сулил бы агрегат миллион — ухватился бы, ночей не спал — решал бы, как запустить, а агрегат мелочь, вам апломб не дает заниматься мелочью, положение не позволяет, каждый в большого начальника играет. Вот ты — только не ври — смотрел чертежи агрегата? Из чего он состоит?» Гаевский начал рассказвать довольно общо про котел, насос и шланги, сразу понятно, что с чужих слов. «Ясно, не смотрел, — машет рукой Копелев. — Ну а ты, Пикулин, знаешь?» Пикулин начал объяснять еще хуже, все округляя воздух руками, — ужом вьется, но виду не подает. Копелев послушал-послушал, покачал головой и говорит: «Вот так... Только и умеете, что руками водить и умные физиономии делать, а признаться смелости нет, что не знаете. Вот он, стиль вашей работы. Все Наполеоны, все готовы руководить взмахом руки. Я не хотел бы лично вас, Гаевский, оскорблять, но это не от большого ума, а, скорей, от лени и зазнайства. Уверен, что ни главный инженер стройуправления, ни прорабы, ни мастера ни чертежей, ни принципа агрегата не знают — зачем подчиненному знать, если и начальник не знает! — Копелев говорил спокойно, даже устало, не повышая голоса. — Вот вам ваша техническая политика... А наверное, спишь и видишь, что бы такое придумать, чтобы шарахнуть производительность сразу этак процентов на сто десять? Ты толковый человек, Яков Самойлович, я знаю, но ничего не придумаешь — все уже придумано до тебя, а тебе надо засучить первому рукава и работать, работать над этим каждый день и своих подчиненных приучать к этому. А таких людей, как Илья Савельевич, привечать надо, условия создавать — смотришь, он тебе и подарит полпроцента производительности...» В общем, в таком духе он накачивал Гаевского, а тот сидит тихий, как мышка, и только голову клонит — стыдно все-таки такому человеку, как мальчишке, нагоняй получать. И Пикулин тихонько сидит, чует, что и к нему все это относится, что и ему еще Копелев даст копоти, только без нас — неудобно при нас своего распекать. В общем, накачал он их. Пожал мне руку и пожелал успехов. А Гаевский с Пикулиным пообещали, что примут меры.
IX. ОКОНЧАНИЕ МОНОЛОГА МАРТЫНОВА
И что мы за народ такой? Без того чтобы начальство рявкнуло, никак не обойтись.
Ну ладно. Вроде пошло дело. Выделили место, начали готовить детали. Да я уж и с людьми в трестовских мастерских перезнакомился; кто может помочь, с теми и схожусь. Начальник мастерских неплохой человек оказался, один бригадир на металлообработке с интересом к делу отнесся. А особенно мне приглянулся там один парняга — Серегой его зовут. Молодой, грамотный, горячий, и, главное, все у него на месте: и руки, и голова, и душа. Полещук привез старый насос, в работу не годится. Я решил, чтоб не искать другой, не терять время, потертые детали в нем сделать заново. «Сделаешь? — спрашиваю Серегу. — Но учти, изделие сложное, такие только по деталировочным чертежам точат. И допуски машиностроительные». А он мне: «Да что вы объясняете? Сам понимаю. Я, — говорит, — наоборот, люблю, когда головой пошурупить надо». И сделал. Я выпросил этого Серегу себе в помощь; без него мне бы и агрегата не поднять. А сам он рыжий-рыжий. Я со своим братом, с рабочим классом, — запросто. Говорю ему как-то: «А ну, рыжий, схимичь-ка мне вот здесь». А он улыбается. «Не рыжий я, а золотой!» И правда, золотой человек. Он мне и точил, и варил, и клепал все, что надо. А когда не могли достать электродвигатель для катка — приволок электродвигатель. Я спрашиваю: «Где взял?» Смеется: «Где взял, там больше нет». — «Украл, что ли?» — «А какая вам разница? — отвечает. — Я так понимаю: если там он без дела, а здесь на пользу, значит, правильно делаю». Я больше и пытать не стал, думаю: черт с ним, мне достанут, так заставлю на место отнести.
Через две недели — это считай, больше месяца прошло уже, как я приехал, — агрегат был почти готов, но без шлангов. Начальник КБ разработал подачу трубами, но, во-первых, тяжело и громоздко, а во-вторых, в гибкие соединения опять бронированные шланги заложены. «Что ты мне эти шланги снова суешь! — ворчит на него Гаевский. — Ведь снабженцам все равно, что двадцать, что двести метров доставать! Двести даже легче — не будет же завод нам в кошелке продукцию доставлять!»
И тут я узнаю, что откуда-то пришел приказ срочно заканчивать объект, на котором намечали крышу агрегатом сделать.
Я — к Гаевскому. «Чего вы волнуетесь? — говорит он. — Пусть Лунин начинает. Никуда он не денется, агрегат подключим по ходу дела». Но сам, смотрю, тоже беспокоиться начинает — как бы опять до Копелева не дошло. Вызвал начальника КБ с проектом. Тот принес. Смотрю: трубы и вставки из резинового шланга: «Не пойдет, — говорю, — по условиям безопасности». — «А вы посмотрите внимательней», — говорит начальник КБ. Посмотрел я внимательней, прочел все примечания. Да‑а, не так
