Она сидит на низенькой скамейке рядом с коровой, поставив между коленями подойник. Тянет за соски, и молоко брызжет в него. Уже полподойника полно пенящегося молока, когда вдруг кто-то входит в хлев.
— Это ты, Ганка Ченкова? Я принес тебе письмо.
— От кого?
— Не знаю. Вчера я на почте был в Врбовке, и мне его там дали.
С этими словами пограничник протягивает Ганке письмо и уходит.
«Письмо? Кто же его написал? — удивляется Ганка, разрывая конверт. — И как скорей его прочитать? Нельзя же оставить корову, не подоив ее. Что, если хозяин войдет? Положу-ка я лучше письмо на колени и буду доить и читать!»
И Ганка доит и читает:
Милая моя сестренка, ты наверно удивишься, когда получишь это письмо! Откуда я узнал твой адрес? Я был в канцелярии попечительства над молодежью, и там мне его сказали. Правда, долго я ломал голову, пока догадался, как узнать о тебе и об остальных. Маме я уже давно написал два письма, но ответа не получил. Думаю, что не дошли мои письма. Хоть бы ты это письмо получила. Я знаю, что ты не умеешь ни читать, ни писать («А я уже умею!» — с гордостью думает Ганка), но надеюсь, что найдется добрый человек, который тебе письмо прочитает и не откажется написать несколько слов о тебе. Мне ведь так скучно без вас в этом чужом городе! Много месяцев прошло, а я ничего о вас не знаю! Может, о тебе что-нибудь узнаю. Напиши мне, что с мамой, Эвичкой и Палько и как тебе живется.
У меня всякое бывает. Невзгод здесь в сто раз больше, чем было у нашей доброй мамы. И работаю я словно батрак. Я и за прислугу и за санитара. Но санитар я плохой, потому что как раз в понедельник похоронил одну из своих пациенток. Умерла моя хозяйка. Всю зиму она лежала и кашляла кровью. Лекарь, которого хозяин вызвал к умирающей, пришел в ужас. Спасти больную было уже невозможно. И она тут же скончалась. После похорон врач осмотрел всех, кто тут жил. И выяснил, что у всех нас больные легкие. И у хозяина, и у его детей, и у меня. Мы должны, мол, поехать лечиться в Татры. Красный Крест об этом позаботится. Я и хозяйские дети поедем в детский санаторий, что в Нижнем Смоковце. Я очень обрадовался. Даже моя болезнь меня не пугает. Лишь бы домой поехать! Снова туда, к нашей маме! И снова в лес! Право, там куда лучше, чем в Братиславе, хоть и в Братиславе хорошего много.
Может, и ты приедешь? Приезжай, попытайся, а если тебя не отпустят, уйди! Приезжай, будем опять по грибы ходить и гоняться за белками! Приезжай, опять у озера будет так хорошо!
Итак, до свидания!
Сердечный привет от твоего брата Мишо.
И Ганка забывает, что у нее между коленями подойник и что она доит корову. Не помня себя, она сжимает соски, которые у Рысули очень болезненны. Ганке хочется воскликнуть: «Домой! Домой!», а корова в это время от боли дергается, и полный подойник катится по земле. Парное молоко течет прямо в навозную жижу. Ганка глядит на все это, ничего не понимая, а потом вся дрожит от ужаса.
— Что же я натворила! Хозяин меня изобьет! Ой! Нет, нет! Я убегу отсюда, убегу! Здесь меня только бранят ни за что ни про что. Бежать скорей отсюда! Здесь мне так плохо… Бежать от этих злых людей, пока они не узнали, что я натворила!.. Бежать! Бежать!..
IV. ПАЛЬКО
ПРИВОЛЬНАЯ ЖИЗНЬ
А теперь навестим Палько. Мы уже знаем, где его искать. Это не мрачная трущоба братиславского еврейского квартала, где мы встретились с Мишо, не темный хлев южнословацкого поселка, где мы столкнулись с горестями Ганки. Палько живет в красивом доме, в уютном городке под Высокими Татрами.
Если нажать у ворот маленькую белую кнопку, в доме послышится электрический звонок, и на пороге появится бойкая девушка. Она подбежит и откроет калитку.
— Что вам угодно? — спросит она.
— Нам бы хотелось навестить маленького Палько Ченко. Мы уже были в Братиславе у его брата, у сестры на венгерской границе. Теперь мы хотим знать, как живется Палько.
— Пожалуйте! — отвечает девушка и ведет нас в дом.
Честное слово, тебе, дружок Палько, выпал лучший жребий, чем твоим сестрам и брату! Посмотрите только, какой важный барин из него получился! На Палько прекрасный, отлично выглаженный костюмчик, а в туфли вы можете поглядеться, словно в зеркало! Волосы подстрижены ежиком, на шее — шелковая ленточка, на пальчике — золотое колечко. Он умытый, чистенький и даже надушенный — от него пахнет фиалкой. Право, и не узнать Палько, если бы он не улыбнулся нам своей милой улыбкой.
— Ну, как ты живешь, Палько?
— Холосо, — отвечает он и ведет нас из передней в комнаты.
Мы проходим через гостиные, столовую, спальни. Какая роскошь, какое богатство! Персидские ковры, мебель красного дерева, картины в золоченых рамах. Каждая комната окрашена в другой цвет, каждая по-другому обставлена. Статуэтки, салфеточки, подушки, оленьи рога, чучела птиц, тяжелые занавеси, вазы, картинки, сувениры и бесконечное множество других безделушек. На стенах зеркала и большие портреты. Словно в музее. Но все вместе довольно безвкусно. Конечно, тут не всякому человеку понравится, но всех ошеломит эта роскошь и богатство. Не всякого порадует такой бьющий в глаза хлам, но всех может поразить факт, что эти бесполезные вещи стоят огромных денег…
Как в сказочном заколдованном замке, комнат двенадцать, а может, и больше прошли мы, прежде чем Палько привел нас в свою комнату. Да, да, и у Палько есть своя комната, где малыш принимает своих гостей, и есть еще отдельная спальня. Он усаживает нас и открывает большой дубовый шкаф, показывая свои игрушки.
Первым делом Палько достает красивую деревянную лошадку с кожаным седлом. Его самая любимая игрушка. Лошадь зовут Факом. Палько берет ее за узду, вдевает ногу в стремя, садится верхом и уже кричит:
— Но, лошадка, до Плешова, но, но!..
Потом гудит автомобиль и с треском мчится от одной стены до другой, свистит паровоз и несется кругами по рельсам, маршируют оловянные солдатики, и прыгают резиновые мячи. Наконец Палько строит из кубиков фабрику, точно такую, как у его «папы».
— Да, хорошо тут у тебя! А ты вспоминаешь своих сестер и брата?
Палько пожимает плечами.
— А маму свою ты не забыл?
— Она меня
