связки изо всех сил… Ни звука — кроме завывающего в кронах ветра. А родители уходят и растворяются в мерцающем полуденном воздухе. И я понимаю, что сейчас я умру — от ужаса и одиночества.
Но вдруг приходит осознание, что это всего лишь сон. Значит, я проснусь и… И всё равно умру — такой ужас не переживается ни во сне, ни наяву… Я снова пытаюсь закричать и издаю какой-то шепчущий писк. Снова — и снова слышу себя. И папа услышал! Он оборачивается и смотрит на меня. Я опять кричу, точнее, пытаюсь… Папа возвращается! Он бежит ко мне! Бежит, чтобы спасти. Он берёт меня на руки.
Но это не папа, это Андрей. Берёт точно, как папа — сажая на согнутую в локте левую руку, а правой держа за спину. Я обхватываю его за шею. Я спасена. Я уже не умру. Я уже не одна…
И вот, лежу и вспоминаю сон. Словно контрастный душ — ещё свежи остатки кошмара, сжимающие сердце, но они сменяются блаженным ощущением тепла и покоя. Ощущением наступающего счастья.
Как только я возвращаюсь в первую часть сна, чтобы разглядеть и уяснить детали, тут же леденеет нутро и сбивается дыхание, но когда подходит папа-Андрей, словно солнечный луч касается кожи… нет, сердца…
Пришло на ум: моего папу тоже зовут Андрей!..
Я верю в совершенство и неисчерпаемые возможности человека и ничуть не сомневаюсь, что сон мой — не что иное, как воспроизведённый глубинной памятью реальный эпизод реальной жизни.
Интересно: стоило мне вчера принять бой, пойти в открытую на своего мучителя, как он сдался вот таким образом — взял и раскрыл свою тайну!
Ну, а насчёт приснившегося невесте на новом месте жениха… Время покажет.
Я вдруг вспоминаю вчерашний разговор с Сергеем. Становится стыдно за несдержанность… Но долго я себя этим не мучаю — сказала, значит, так было нужно. Моё внутренне я лучше ума знает, что с кем и когда можно, а чего нельзя.
«Вы не любите меня. Вы мною замещаете.» — Вот и Элка о том же…
«Я стерилен. У меня не может быть детей.» — И он знал это, когда вёл беременную Веронику в свой дом?… Навряд ли тогда. А когда и для чего он это выяснял?…
«А вам есть от кого родить ребёнка.» — Да, Андрей может быть замечательным отцом. Но для начала он должен стать мне любовником…
* * *
Нахожусь целый день в поле высокого напряжения. То ли я ловлю постоянно взгляды Андрея, то ли он всё время на меня смотрит… короче, поедаем друг друга глазами.
Егор за обедом заметил:
— Мне всё время кажется, что вы хотите что-то сказать…
— Кому? Тебе? — Улыбнулся Андрей.
— Не знаю… Может, друг другу, — ответила сама непосредственность.
Мы с Андреем переглянулись и смутились оба. Смутились…
А когда подходили к дому, и Егор припустил навстречу Брамсу, Андрей спросил меня чуть изменившимся голосом:
— Вы ничего не хотите сказать?
— Хочу, — выскочило из меня.
И я почувствовала, что покраснела. Но мой собеседник не видел этого — мы шли, опустив взгляды долу, поддавая ногами снежные комки, оставшиеся на дроге после снегоочистительной машины.
— Скажете?
— Скажу…
Теперь и это повисло между нами: скажете? — скажу…
Скажете? — Скажу…
Когда? — Не знаю…
Я заждался… — Я знаю…
Так говорите… — Не сейчас…
Когда? — Не знаю…
Когда останемся одни? — Может быть…
Егор сел за компьютер — пообщаться с Алисой. Андрей предложил попить чаю.
— С удовольствием, — сказала я.
Мы сидели в столовой и молчали, сосредоточенно глядя каждый в свою чашку. Оба волновались, как никогда доселе — в присутствии друг друга, во всяком случае. Ни он, ни я не умели играть. А если бы и умели… мы достаточно хорошо знали друг друга, чтобы не чувствовать, что происходит с каждым.
Я не могу сказать, что происходило со мной: то ли что-то сдвинулось в душе с мёртвой точки с Элкиной помощью, то ли сон с Андреем меня так взбудоражил, то ли признание Егора… То ли всё вместе.
Ну ладно, а его-то что так изменило? Не до такой же степени он способен вторгаться в моё, чтобы видеть меня насквозь!
Мы разом посмотрели друг на друга и в один голос произнесли:
— Марина…
— Андрей…
И засмеялись. И снова смутились.
— Говорите, — сказал он.
— Помогите, — ответила я.
— Начните с неглавного. — Андрей был серьёзен, но мягок, как всегда.
А я подумала: он даже знает, что я не одной темой беременна…
Я не знала сейчас, что я хотела бы сказать Андрею… То ли о себе, о том, что распутала, наконец, клубок своих чувств, то ли о сне, который мне приснился, и в котором он, Андрей, спас меня от страха и одиночества, то ли о признании Егора… а потом — Сергея.
— Мне сегодня Егор рассказал одну интересную вещь…
Почему-то именно с этого я решила начать: о том, как они с Алисой проходили пробу на совместимость. Я рассказала историю в той последовательности, в которой услышала от Егора. Меня забавляло, как на лице Андрея… нет, в его глазах сменялись те же чувства, что переполняли меня, когда я слушала парня.
— И знаете, что нужно сделать, чтобы понять, есть ли будущее у союза? Андрей смотрел на меня.
— Не знаю…
— Вот и я не знала. А нужно сосредоточить свои чувства друг на друге, а потом обняться.
Я замолчала.
— И что?
— И всё станет ясно. Егор даже не стал мне объяснять. А я не спросила, чтобы не выглядеть конченой тупицей.
— Ну, я такой же тупой, потому что не знаю, что же должно произойти… — Он засмеялся. — Я могу только догадываться.
Я тоже засмеялась.
— Не можем мы с вами догадываться! Мы безнадёжно испорчены. Не по плечу нам такие тонкие материи… Хотя… вы-то не кокетничайте, вы сможете понять и на расстоянии. — Я глянула на Андрея. — Ведь можете?
Он ничего не ответил, а в глубине его глаз шевельнулся нежный смерч.
Я отвела взгляд в окно. Вечер был густой и синий. В доме Эриха и Биргит светились большие мансардные окна — работают, наверно, в мастерской.
— А ещё? — Сказал Андрей.
Я посмотрела на него.
— Вы так хорошо видите меня… прямо насквозь. Может, вы сами скажете, что ещё?
— Не делайте из меня супермена. Я просто чувствую, что вам хочется высказаться. Вот и всё.
— А ещё мне сегодня приснились Вы. Вы меня спасли. — И я рассказала ему свой сон.
Он никак не прокомментировал его.
