кто практикует психотерапию, по размерам его коллекции зонтов, носовых платков, кошельков и прочего, собранной всего за месяц».
Мелкие действия привычного характера, совершаемые при минимуме внимания, как то: заводка часов перед сном, выключение света перед выходом из комнаты и т. п., время от времени подвергаются расстройствам, явно свидетельствующим о влиянии бессознательных комплексов на, казалось бы, самые укорененные привычки. Мэдер в журнале «Coenobium» (1909) рассказывает о домашнем враче, который решил однажды вечером отправиться в город по важному делу, хотя находился при исполнении служебных обязанностей и не должен был покидать больницу. Вернувшись, он с удивлением обнаружил, что в его кабинете горит свет. Он забыл выключить лампу, когда выходил, хотя исправно гасил ее раньше. Вскоре он понял причину своей забывчивости. Главный дежурный врач больницы, естественно, по свету в кабинете должен был заключить, что этот врач на месте.
Человек, перегруженный заботами и подверженный периодическим депрессиям, уверял меня, что регулярно обнаруживал по утрам следующее: его часы останавливались всякий раз, когда накануне вечером жизнь казалась ему слишком суровой и недружелюбной. Забывая заводить часы, он символически выражал свое равнодушие к завтрашнему дню.
Другой человек, с которым лично мы не знакомы, пишет: «После того как судьба нанесла мне тяжкий удар, жизнь сделалась суровой и недружелюбной, и чудилось, что у меня недостаточно сил, чтобы пережить следующий день. Потом я заметил, что почти каждый день забываю заводить часы. Раньше я этим не пренебрегал, заводил их регулярно перед сном, почти механически и почти бессознательно. Однако теперь я лишь крайне редко вспоминаю об этой необходимости – обычно в случаях, когда мне предстоит некое важное или особенно интересное дело. Следует ли и это посчитать симптоматическим действием? У меня самого объяснения нет».
Если кто-либо возьмет на себя труд, подобно Юнгу (1907) и Мэдеру (1909), проследить те мелодии, которые напеваешь про себя, нередко сам того не замечая, тот сможет установить в виде общего правила связь между текстом песни и занимающим данного человека комплексом.
Более тонкие способы непреднамеренного выражения мыслей в устной или письменной речи также заслуживают пристального внимания. Мы верим, что вольны выбирать – в какие слова облекать свои мысли или какие образы использовать для их маскировки. Однако тщательное наблюдение показывает, что этот выбор определяется иными соображениями и что за формой, в которой выражается мысль, может скрываться более глубокий, часто непреднамеренный смысл. Образы и обороты речи, которым особенно привержен человек, редко остаются без значения, когда составляется суждение; другие часто оказываются аллюзиями на тему, которая, оставаясь преимущественно на заднем плане, оказывает сильное влияние на говорящего. В ходе ряда теоретических дискуссий я слышал, как кто-то довольно часто употребляет выражение: «Если что-то вдруг выстрелит в голову». Мне случайно довелось узнать, что этот человек недавно получил известие о том, что русская пуля пробила фуражку, которую носил его сын[183].
Глава X
Ошибки
Ошибки памяти отличаются от забывания с неправильным припоминанием лишь одной чертой: ошибка не воспринимается как таковая и потому встречает доверие. Впрочем, употребление слова «ошибка» обусловлено и кое-чем еще. Мы говорим об «ошибке» вместо того, чтобы рассуждать о «неправильном припоминании», когда в воспроизводимом психическом материале следует подчеркивать характер объективной реальности, т. е. когда припоминанию подлежит не факт внутренней психической жизни, а нечто, находящее подтверждение или опровержение в воспоминаниях других людей. Противоположностью ошибкам памяти в этом смысле является неведение.
В моей книге «Толкование сновидений» я допустил целый ряд искажений исторического и фактического материала и был очень удивлен, когда после выхода книги в свет на них обратили мое внимание. При более близком рассмотрении я нашел, что причиной искажений было не мое незнание: всему виной ошибки памяти, которые можно объяснить путем анализа.
1) Я указал, что Шиллер родился в Марбурге (это название, кстати, встречается также в Штирии). Ошибка случилась при изложении анализа одного сновидения, которое мне снилось во время ночной поездки и прервалось криком кондуктора, объявившего прибытие в Марбург. В этом сне задавался вопрос об одном произведении Шиллера. На самом же деле Шиллер родился не в университетском городе Марбург, а в швабском Марбахе. Я утверждаю, что всегда это знал.
2) Я назвал отца Ганнибала Гасдрубалом. Эта ошибка выглядела особенно досадной, зато сильнее прочих убедила меня в правильности моего взгляда на такого рода ошибки. В истории Баркидов[184], полагаю, редкий читатель осведомлен больше автора, который допустил ошибку и проглядел ее при чтении корректуры. Отцом Ганнибала был Гамилькар Барка, а Гасдрубалом звали брата Ганнибала, а также его шурина – предшественника во главе карфагенского войска.
3) Я утверждал, что Зевс оскопил и сверг с престола своего отца Кроноса. Вышло, что я передвинул это злодеяние по ошибке на целое поколение: согласно греческой мифологии, так поступил Кронос со своим отцом Ураном[185].
Как же объяснить то обстоятельство, что моя память мне изменила, хотя в остальных случаях, как могут убедиться читатели данной книги, она исправно предоставляла к моим услугам самый отдаленный и малоупотребительный материал? А еще – как я, при трех тщательнейших корректурах, проглядел эти ошибки, словно пораженный слепотой?
Гете сказал о Лихтенберге: «Там, где он шутит, обычно таится некое затруднение». Точно так же о приведенных выше примерах из моей книги можно было бы сказать, что где встречается ошибка, там следует предполагать вытеснение. Вернее, неискренность, искажение, основой которой служит опять-таки вытеснение. При анализе сновидений, приводимых в книге, я был вынужден по самой природе тех тем, на которые распространялось содержание снов, обрывать, с одной стороны, анализ прежде полного его осуществления и смягчать, с другой стороны, ту или иную нескромную частность, слегка ее искажая. Иначе нельзя было поступить – разве что отказаться вообще от приведения примеров. У меня не было выбора, это неизбежно вытекало из особенности, присущей сновидениям: они служат способом выражения для вытесненного, т. е. не подлежащего осознанию материала. Несмотря на это, в книге все же осталось, по-видимому, достаточно много таких примеров, способных шокировать щепетильных людей. Правда, я не преуспел в том, чтобы исказить или спрятать материал с известным мне продолжением, не оставив ни малейшего следа этих попыток. То, что я желал вытеснить, нередко прокладывало себе дорогу против моей воли в область излагаемых фактов и проявлялось в форме ошибок, для меня незаметных. В основе всех трех примеров выше, к слову, лежит также общая тема: эти ошибки суть производные вытесненных мыслей, связанных с моим покойным отцом.
1) Кто даст себе труд прочесть проанализированный сон, тот заметит – частью
