да комод в углу — вот и вся меблировка. На комоде стоял допотопный ламповый телевизор, посреди комнаты красовался старый пляжный шезлонг в желтую и коричневую полоску. Видимо, он исполнял роль кресла.
В комнате было не прибрано, по углам валялись серые комья слежавшейся пыли, та же пыль толстым слоем покрывала все поверхности. Занавесок на окне не было, да они и не требовались: через грязные стекла все равно мало что можно было увидеть. Возле окна под батареей приткнулся большой картонный ящик, набитый пустыми бутылками. Запах в квартире стоял соответствующий — пахло пылью, застарелым водочным перегаром, давно не стиранной одеждой. Из кухни тянуло какой-то кислятиной.
Здесь было посветлее, чем в прихожей, и я наконец-то смог его рассмотреть. Бледный, заросший, воспаленные глаза с красными прожилками, всклокоченные волосы… На нем была старая заношенная майка, бывшая когда-то белой, и растянутые тренировочные штаны. Вероятно, он спал, когда я позвонил в дверь, поэтому и не открывал так долго. Увы, все говорило о том, что папа давно махнул на себя рукой, пристрастился к алкоголю и живет больше по инерции, не имея каких бы то ни было ориентиров в жизни.
Отец также пристально разглядывал меня.
— А сколько тебе лет? — спросил он. Ну вот, начинается, этого вопроса я боялся больше всего!
— Тридцать шесть! — храбро соврал я, мысленно зажмурившись и ожидая гневной отповеди с его стороны. Однако ничего такого не случилось. Отец пожал плечами и задумчиво произнес:
— Тридцать шесть? А выглядишь вроде постарше… Ну, может, это мне так кажется, темновато здесь…
— Сейчас много работаю, мало сплю, очень устаю! — скороговоркой выдал я домашнюю заготовку.
— Да, жизнь сейчас у всех тяжелая. — согласился отец. — Ну и ладно, у нас же не смотрины!
Он предложил мне «кресло», а сам сел напротив, на свою раскладушку. Больше в комнате сидеть было не на чем. Из-под пледа показался край простыни, бельё было серым и стиралось, как видимо, очень давно… У меня защемило сердце от жалости и сочувствия.
Сцепив пальцы, он сказал:
— Ну что, сын, давай, рассказывай. С чего это вдруг ты решил ко мне наведаться через столько-то лет?
— Да, я твой сын, это правда и это не шутка… — начал я, осторожно подбирая слова. — А навестить тебя решил… ну вот как-то мне захотелось, наконец, с тобой увидеться. Меня, честно говоря, всю жизнь посещали эти мысли. Я всегда хотел тебя найти.
— Да, вижу, что ты мой сын. Ты похож очень на нее… на Любу… На маму твою. Я ее не забывал… никогда…
Глаза его наполнились слезами. Я испугался, что он сейчас расплачется и торопливо заговорил:
— Расскажи, как ты живешь, чем занимаешься, что у тебя вообще в жизни происходит?
Он опустил голову, ссутулился и тихо проговорил:
— Да ничем я не занимаюсь. Работы нет, денег тоже. Вон, видишь, бутылки собираю… — он прерывисто вздохнул и добавил еще тише: — Я на дне… сынок, на самом дне…
— Ясно. Да ты не расстраивайся, пап, я на самом деле пришел не просто так!
Он вскинул брови и вопросительно посмотрел на меня.
— Я пришел изменить твою жизнь, изменить ее в лучшую сторону!
Он посмотрел недоверчиво и махнул рукой.
— Да куда мне сейчас жизнь-то менять, сын? Знаешь, как я устал уже здесь? Грешно так говорить, конечно, но иной раз такая тоска наваливается, что хочется на тот свет… — печально ответил он.
— Поверь мне, папа, когда ты узнаешь все, что я для тебя приготовил, на тот свет тебе отправляться не захочется. Гарантирую.
— Никак ты мне работу какую-то хочешь предложить, сын?
— Да нет, пап, не работу… гораздо лучше! Но обо всем по порядку. Ты как вообще, голоден? Есть не хочешь? — спросил я.
— Хотелось бы, конечно, — неуверенно ответил он. — Ты извини, мне предложить тебе нечего, я сам сегодня еще не ел. Вот чай у меня есть, чёрный… хочешь, сделаю?
— Да нет, пап, чай потом, а сейчас давай-ка сходим куда-нибудь поедим?
— Тут вообще-то есть столовая одна, на этой улице, — он махнул рукой куда-то в сторону. — Там недорого. Я бутылки сдаю, и как раз на тушеную капусту с сосисками хватает… Слушай, сынок, а ты часом не в церковь ли какую меня хочешь позвать? — с подозрением спросил он вдруг. — А то я ходил тут в одну, знаешь, мне не сильно помогает…
— Да нет, не в церковь, не беспокойся. Бог у нас внутри, в каждом из нас есть его частичка, а церковь — ну, это всё индивидуально. Кто хочет — ходит, а я, например, не хожу и тебе предлагать не собираюсь.
— Ну и хорошо тогда, и ладно… — кивнул он.
— Пап, давай так. Мы сейчас попробуем тебя немного привести в порядок. Зайдём в парикмахерскую, там тебя подстригут, побреют, потом я отведу тебя в магазинчик один, одежду поприличнее выберем. А то в таком виде тебя в ресторан не пустят.
— В ресторааан? Ух ты… даже не знаю… — он в замешательстве почесал в затылке. Потом немного взбодрился и сказал: — Ну ладно, я не против!
— Вот и здорово! Собирайся тогда!
Тут до меня донесся голос Тар-5.
— Капитан, на связи Любовь Владимировна, ваша мама, она просит соединить меня с вами…
— Тар-5, хорошо! — ответил я вслух. — А почему она не решилась напрямую меня вызвать?
— Дело в том, что подпространственная связь в визорах по умолчанию отключена, это у вас она активна, потому что я её включил…
— А, понятно. Давай тогда, соединяй! — разрешил я.
— Соединяю, капитан…
Через мгновение послышался взволнованный мамин голос.
— Джорги, сынок! Ты меня слышишь? — ее слова звучали приглушенно, будто издалека, и отзывались эхом.
— Да-да, мам, слышу тебя, я на связи!
— Послушай, ну ты нашёл его? — даже через толщу пространств и времен, разделяющих нас, я почувствовал, как она нервничает.
— Да, нашел, вот он, сидит напротив. Разговариваем, хотим пообедать сходить.
— Как он? Расскажи мне в двух словах, пожалуйста! — попросила мама.
— Ну что тебе сказать, мам… Для 90-х он держится вполне нормально!
— Ты не бросай его, сынок, привези сюда… Обещай мне!
— Ну о чем ты говоришь, мама, а зачем я по-твоему оказался тут, в такой дали? Разумеется, я привезу его, обещаю! — уверенно сказал я.
— Спасибо тебе, родной, спасибо… мы ждём вас, все ждём… — она разволновалась еще больше и, судя по всему, заплакала.
— Ну всё, мамочка, успокойся, пожалуйста, всё будет хорошо, мы вернёмся вместе!
— Ваша мама отключилась. Конец связи, капитан… — произнес по визору Тар-5 и тоже умолк.
Отец озадаченно смотрел на меня.
— Джорги, а с кем ты сейчас
