рекомендации я ей должен дать! Интересно какие? Профессионально пудрит мозги и отключает здравый смысл?
Искренне недоумеваю, как мог с ней связаться. Правы были и парни, и Михалыч — я дебил.
Звоню Кире, чтобы сообщить хорошую новость об увольнении Прокиной, но жена не берет трубку. Ни с пятого звонка, ни с десятого. Это раздражает. Мне хочется услышать ее голос, хочется услышать в нем одобрение.
Сейчас понимаю, что всегда, когда были трудности на работе, я звонил ей, и она меня неизменно поддерживала, и сразу душа успокаивалась, мозги приходили в норму, и проблемы казались уже не такими непреодолимыми. Этого же я жду и сейчас. Да эгоистично, но иначе у меня не получается. Кира всегда была моим вдохновителем, звездой, которая освещала путь. И я до дрожи хочу вернуть это ощущение.
Но увы. Ее телефон молчит.
* * *
С каждым днем становится все хуже. Она отдаляется. Я пытаюсь что-то сделать, прыгаю вокруг нее, как шут на ярмарке, но все чаще в ответ получаю задумчивый взгляд. Я знаю, о чем ее мысли: взвешивает за и против, представляет, как жить дальше, решает, а нужен ли я ей.
Нужен! И она мне нужна, как воздух! Сдохну без нее!
В какой-то момент срываюсь. Целую так, будто от этого зависит моя жизнь, жадно впитываю ее запах, дыхание и дурею, чувствуя отклик.
Кира, Кирочка, любимая, прости меня идиота. Я все понял. Больше никогда, ни с кем, ни за что.
Целую, и сводит внутренности от желания, сердце в лохмотья, не справляясь с эмоциями и дикой надеждой, что все наладится.
Я почему-то думаю, что стоит нам переспать, и все разногласия останутся в прошлом. Уверен, что она все поймет. Почувствует, что я весь для нее, только для нее. Бери, делай, что хочешь. Я твой. Навсегда.
И вроде все получается.
А потом она деревенеет. Это жуткое ощущение, когда женщина, еще секунду назад изнывающая от страсти в твоих объятиях, внезапно превращается в неподатливую статую, морщится так, будто ей неприятны твои прикосновения, и отталкивает.
Хватаю ее за руки, умоляю, готов на коленях ползать, лишь бы смилостивилась, а она убегает в комнату и закрывается там.
До меня запоздало доходит, что ничего поцелуями не исправишь. Только хуже сделаешь.
Мы сидим по разные стороны двери, разговариваем, и меня не покидает чувство, будто мы уже бывшие, которые просто встретились и теперь разговаривают на тему «а помнишь, как было».
Все валится из рук. Моя прежняя жизнь рассыпается на куски.
На работе одни косяки. Я не могу собраться с силами и сделать хоть что-то правильно. Меня даже вызывают на ковер к начальнику и песочат, как самого последнего тупореза, а Михалыч, который присутствует при этом, смотрит исподлобья, и ни грамма сочувствия в этом взгляде нет. Там только: сам виноват, долбоящер. Все сам.
А потом звонит Кира и сообщает какую-то инфернальную новость о том, что Прокина ей угрожает.
Блин, да что за бред-то? В угрозы не верю, Кира наверняка что-то не так поняла, но Прокину хочу придушить. Почему эта курица снова лезет к моей жене?
— Ты кем себя возомнила? — выхватываю ее в коридоре и заталкиваю в первый попавшийся кабинет, к счастью, там никого нет.
— Убери грабли, Березин, — Марина бесится, отталкивает меня, — вали к своей жене, а меня лапать не смей. Ты свой шанс упустил!
— Да ты на хрен мне не сдалась!
— О, как, — ухмыляется, — то-то же у тебя колом стояло, когда ко мне приехали. А теперь все, сдулся?
Я никогда не бил женщин, но сейчас хочется отвесить ей оплеуху.
— Ты угрожала Кире?
— Я? Угрожала? — отвечает вопросом на вопрос, — ты в своем уме? Я похожа на дуру, которая будет устраивать разборки с тупорылыми женами? Если она идиотка и приняла тебя обратно, то это ее проблемы. Могу только послать венок и соболезнования.
— Зачем ты к ней ходила? — рычу.
— Хотелось поближе посмотреть на курицу, ради которой ты меня опрокинул.
— Посмотрела? Убедилась, что и в подметки ей не годишься?
— Ну-ну, если бы не годилась, то ты бы не увивался за мной все это время. Так ведь, милый?
Она снова бьет в цель, и это бесит до дрожи. Я хочу забыть обо всем, что натворил, а дрянь продолжает напоминать, издеваться.
— Еще раз к ней сунешься, и…
— И что ты сделаешь? — нагло вскидывает брови, — прогонишь меня? Так я сама уйду.
Она отталкивает меня в сторону и проходит мимо, задевая плечом. Немного прихрамывая на одну ногу, скрывается за дверью, а я со всей дури бью кулаком по стене.
Дура! Тупая овца. Кем она вообще себя возомнила?!
Радовало только одно, что еще несколько дней, и она навсегда свалит с этой работы, а заодно и из моей жизни.
После этой стычки меня просто трясет. Кое-как дорабатываю день, пытаюсь найти якорь привычной жизни, за который можно зацепиться, чтобы не унесло в открытый океан.
Сам не знаю, как, но меня заносит в супермаркет. Покупаю продукты. Много. Хочется забить холодильник, купить вкусного, того, что любит Кира. Хочется на шашлыки. Хорошего вина в постель. Торт «Прага».
В голове какой-то винегрет из мыслей.
Зависаю на семейной паре, неспешно совершающей покупки. Мужчина и женщина, нашего с Кирой возраста, с коляской, в которой сопит розовощекий малыш. И снова затапливает горечь.
Я был уверен, что у нас с Кирой все будет. И дети, и совместная старость, и дом в деревне на берегу реки.
А теперь это становится призрачным и почти нереальным.
Я все испортил.
Не могу поверить, что за одну единственную ошибку придется расплачиваться всем. Не хочу в это верить.
Звонок от жены настигает меня уже на пути домой. Света нет. Лифт не работает. Кире страшно. Я прошу ее дождаться меня и вытапливаю педаль газа в пол.
Смешная она. Сильная, смелая, а вдруг испугалась темноты. Никогда не замечал за ней такого.
Попадаю на пару светофоров, прежде чем добираюсь до нашего дома. Въезжаю во двор, достаю из багажника пакеты, и вдруг подъездная дверь распахивается, со всей дури врезаясь в стену. Грохот такой, что на первом этаже звенят окна.
На крыльцо выскакивает какой-то парень в толстовке, и прежде, чем успевает сделать еще хоть шаг, на него наваливаются два неизвестно откуда взявшихся молодца.
Скручивают, как плюшевого медведя, и с размаху мордой
