Выхожу на крыльцо и в лицо тут же ударяет свежий морозный воздух. Хорошо…, а когда я вижу около машины Пашу, становится еще лучше. Улыбка сама расплывается на моем лице. Господи, могла ли я подумать, что моя жизнь сложится таким образом и этот мужчина будет моим? Ведь еще полтора года назад я думала, что мне придется с ним расстаться, чтобы скрываться дальше от Вольского, но все разрешилось и уже почти полгода я живу без страха, потому что всех, кто бы причастен к смерти Насти посадили и теперь мне можно жить спокойно, не боясь за себя и моих близких. С ума сойти, хоть бы не сглазить. Даже в мыслях страшно терять все, что у меня сейчас есть. Спускаюсь вниз и подхожу к машине.
— Привет, — словно умалишенная улыбаюсь я и тянусь к Паше.
— Пальто почему не застегнуто?
— Наверное, потому что я знала, что ты будешь ждать меня тут и можно не кутаться.
— Нужно. У меня другая идея, — застегивая пуговицы на моем пальто, произносит Паша. — Пойдем погуляем в парке, пока елку устанавливают.
— Какую елку?
— Искусственную.
— Блин, я совсем с головой уже не дружу.
— Тань?
— Да нормально все. А Машка где?
— С Толей гуляет.
— В смысле с Толей?
— В прямом. Пока нам устанавливают елку, Решетников катает нашу дочь на санках.
— А она не замерзнет? Кто ее одевал?
— Не замерзнет. Педиатр вообще сказала, что им очень даже полезны зимние вечерние прогулки.
— Педиатр? Это та, которая Оленька?
— Ой, Тань, давай только без этих бабских заскоков. Пойдем.
Паша берет меня за руку и ведет в сторону парка. Вообще-то это мило. Так мило, что улыбка вновь появляется на лице. До сих пор не могу понять, как так получилось, что такой гадкий на первый взгляд мужик, оказался таким… таким… самым лучшим.
— Ты сейчас мне взглядом прожжешь кожу. Что-то хочешь сказать?
— Ага. Хотя в принципе ничего нового. Паш, — резко останавливаюсь я и поворачиваюсь к нему. Тянусь на носочки и обхватываю его холодные щеки двумя ладонями. — Ты знаешь, что ты самый лучший?
— Ну предположим, да.
— Спасибо тебе за все. Прости, что так веду себя последний месяц, не обижайся на меня. Я тебя очень люблю, — тишина в ответ. — Чего ты молчишь?
— Ну мне нравится слушать какой я хороший и как меня любят. На кой черт мне тебя перебивать?
— Для приличия можно сказать что-то в ответ, — убираю руки в карманы и иду вперед, не смотря на Пашу.
— Обиделась?
— Нет.
— Ну ладно. Я тебя тоже. Так пойдет.
— Ой, да иди ты… елку ставить.
— Тань, ну чего ты начинаешь? Вот обязательно все эти «жить без тебя не могу», «люблю до гроба» и тому прочее?
— У нормальных людей обязательно.
— Ну так я бы не назвал тебя нормальной. Все, все я шучу. Ну ты же сама все знаешь. А давай жить по принципу счастье любит тишину? Да стой ты, — Паша прижимает меня к себе и целует в нос. — Холодный. Ты замерзла что ли?
— Нет.
— Значит у носа плохая аура.
— Прекрати, — смеюсь я, утыкаясь ему в воротник.
— Ладно, прекращаю. Вот это мой первый и последний розовый поступок, — Паша отпускает меня и становится на одно колено. А потом достает коробочку, протягивая ее мне. — Выходи за меня.
Несколько секунд я все же борюсь с внезапно вернувшимся приступом тошноты, но в какой-то момент не выдерживаю и содержимое моего желудка оказывается рядом с Пашиным ботинком. Или все же на нем.
— Прости. Я не специально, весь день мучалась.
— Я так понимаю это да?
— Это, конечно, да. Безоговорочное.
— Прям отлегло от сердца. Жаль только ботинок слегка испачкан. Прогулка закончена, так и не начавшись. Так, ладно, завтра мы идем к врачу.
Паша берет мою руку и без церемоний надевает кольцо на безымянный палец.
— Целоваться сейчас не будем.
— Не будем. Паш, а зачем снова к врачу? Я и так знаю свой диагноз.
— Затем, что мне это надоело. Тем более сама сказала, что в первый раз такого не было. Все. Мы не будем это обсуждать. Поехали домой.
— Не хочу домой. Сама не знаю, что хочу.
— Значит сейчас поедем к врачу. Чего время терять, елку-то все равно еще не установили.
— Ну, Паша.
— Тань, да какая разница когда, к тому же я прочитал, что уже можно делать УЗИ. Пусть они тебе все проверят. Может там птеродактиль какой развивается.
— Тогда уж пиранья.
— Ну да, точно в мать.
— Или щелозуб в отца.
— Я тебя сейчас в эту щель засосу.
— У тебя она, конечно, большая, но не настолько. Все, пойдем в машину. Я устала.
— Начинается.
— Не началось еще, чего ты каркаешь?
— Это бабка твоя каркает.
— Кстати, мне сон приснился, я знаю, что там на УЗИ будет.
— Ты издеваешься?
— Нет. Ну к врачу, так к врачу.
— Тань, — Паша хватает меня за руку. — Там что-то не то, поэтому ты такая последнее время?
— Ну можно сказать и так. Что-то там точно не так.
— И что? — обеспокоенно спрашивает Паша.
— Паш, а может это неправильно все? Ты замуж мне за тебя зачем предложил выйти?
— Потому что хочу.
— А точно не из-за беременности?
— У нас уже есть дочь и я мог это предложить тебе еще год назад. Не предложил-значит не хотел и дети здесь ни при чем.
— Вот прям не знаю.
— Так, стоп. Это ты так мастерски отводишь тему? Ну, Бздушкина.
— Ну, Паш.
— В машину.
* * *
— В свое оправдание я скажу, что это ты виноват.
Паша смотрит то на меня, то на бумагу в руках со снимком УЗИ. Хуже всего, что он молчит и, кажется, побледнел.
— Если бы не ты, меня бы сейчас не тошнило и вообще…, - Боже, что я несу?
— То есть это я виноват, что ты на меня блевнула, когда я тебе предлагал выйти за меня замуж, стоя на колене? Которое между прочим болит!
— Ты про поясницу забыл.
— Доживешь до сорока, поговорим. Тань, это все… блин. Ну как так?
— Говорю же это от тебя зависит. Пол ребенка и вообще все, что связано с детьми решает мужчина.
— Хватит мне лапшу на уши вешать. И все же мы так не договаривались.
— Ты предлагаешь одного оставить в роддоме?
