Сама не хочешь поздороваться? Вы же старые друзья, хохотнул он.
Маша закатила глаза.
Он меня не узнает даже.
Да брось.
Миша искренне верил, что у Глеба память лучше, чем у него.
Симонов, мы с тобой чуть не переспали на новый год, а ты и то забыл. Будет Геллер помнить всяких подружек его подружек, которые под ногами путались.
Мы с тобой и пересекались пару раз, а с Глебом ты вроде чаще общалась.
Хочешь, поспорим?
Симонов фыркнул, но тут же уточнил:
На деньги?
Можно и на деньги, издевалась Машка, пять сотен на кон.
Идет.
Они забились по рукам, оба хихикали, как дети.
Ну, иди к нему, сразу отправил невесту Миша.
Куда? В раздевалку? Успеем проверить, махнула рукой Крылова, Делать мне нечего, бегать за всякими Геллерами. Разминаться надо.
Трясешься? уточнил Миша, хотя сам прекрасно видел, что она и спор то затеяла только, чтобы чуть отвлечься.
А как же! Маша не собиралась отрицать мандраж.
Немного еще поболтали, а потом Мишку закрутили насущные дела: организация спонсорских площадок, инструктаж судей, атлетов. Да и просто обмолвиться парой слов подходил почти каждый прибывший. Как радушный хозяин Симонов с каждым обязан был поболтать, чтобы укрепить связи и дружеский настрой.
Глеб переоделся и сразу пошел разминаться. Мишка узнал выражение его лица: сосредоточенное, серьезное настраивался на победу. Выкроив минутку перед заходом, он подошел и обрисовал Геллеру слабые места его противников. Просто так. Особо та информация ничего не решала в расстановке сил, просто добавила Глебу мотивации и понимания, где нужно прибавить.
Даже если бы хотел, Миша не смог бы уделить старому другу больше времени. Чудом успел посмотреть, как тот выступил в первой части соревнований. По традиции атлеты поддерживали друг друга, но Мишка орал за Глеба громче всех. Сильнее он переживал только за Машу, которая шла следом.
Симонов был рад, что дела крутили его во время соревнований, иначе он свихнулся бы, переживая за Машку, дергаясь из-за Глеба. А так он все время был чем-то занят, вырывая минутку на поболеть за своих. На третьем комплексе, он так распереживался за Геллера, что даже обнял его после сирены. Глеб кашлял и ржал, благодаря Мишку за поддержку. Симонов постебывал его, чуть издеваясь. Как в старые добрые времена. Он сам не заметил, как легко вернулся к былой манере общения. Словно и не было этих двух лет перерыва.
Бензина в огонь подлила Маша, дав понять, что давно знает Глеба. Геллер не вспомнил ее, и Мишка проиграл спор с невестой, чем не преминул попенять Глебу. Они болтали, как старые добрые друзья, которыми собственно друг друга и ощущали. Даже Маше было комфортно с Геллером, как ни странно. Он изменился, конечно, но почему-то не внушал ничего негативного. Разве что желание поддеть его позаковырестей. В этом они с Мишкой сходились. Как и в том, чтобы предложить Геллеру переночевать у них. Само собой вырвалось предложение, которое Глеб вежливо отклонил, сославшись на спешку и одинокую подругу дома, которую не хочет надолго оставлять. Миша уточнил имя, и Маша едва сдержала возглас удивления, понимая, что Глеб живет с бывшей Симонова, Алисой.
Поводив Геллера, они вернулись в зал, где Тульский велел и им катиться домой. Антон с каким-то нездоровым блеском в глазах заявил, что сам Гутовым приведет зал в порядок. Маша подозревала, что он просто скучает по своим былым обязанностям, которые взял на себя Симонов. А Мишка просто знал это, поэтому и не настаивал на помощи. Скорее был рад такому повороту событий, потому что Маша едва держалась на ногах от усталости и переизбытка эмоций. Добравшись до дома, она едва нашла силы принять душ, и упала в кровать. Мишка последовал ее примеру, но долго не мог заснуть. Утром мысли о Глебе и Алисе снова догнали его, заставляя быть странно молчаливым.
Не только у Симонова был встроенный эмоциональный радар. Маша и сама отлично чувствовала его смятение.
Все о Глебе думаешь? предположила она за завтраком, подливая зевающему Мише кофе.
Есть немного, согласился Симонов.
Он в хорошей форме, небрежно бросила Крылова, чтобы продолжить тему.
Не влюбись.
Ой, это сложно. Ничего не могу обещать.
Маша прижала руку к сердцу, и Миша рассмеялся.
Вряд ли тебе что-то светит, если он с Алисой. Похоже, серьезно встрял.
А ты раньше думал иначе?
Симонов не спешил ответить на этот вопрос. Он чуть скривил лицо, посмотрел на Машу уточняя:
Почему мы говорим о них? Это как-то странно.
Он твой друг, Миш. Как ни крути, а вы друзья. И всегда ими будете. Это не отменят даже сто лет и сто баб.
Он тебе не нравится?
Маша закатила глаза.
А должен? Он нормальный. Забавный. Раздражает меньше, чем в школе, хотя так и тянет все время его поддеть.
Это нормально, махнул рукой Мишка, Сам грешен.
Скучаешь по нему, да?
Похоже на то.
Вы вчера еле отлепились друг от друга. Видно было, что он хотел остаться, но уехал из-за Алисы.
Думаешь?
Уверена, Маша покивала, добавляя еще дозу уверенности этим, спросила, Ты на них не злишься?
А смысл? Знаешь, если бы он все так же по бабам шлялся, я бы наверно имел право обижаться. А он ведь с ней. Похоже, мы тогда все дали маху. Знаешь, я ночью все думал, если бы было наоборот.
Это как?
Ну вот была бы ты девушкой Геллера, Мишка увидел, как Маша брезгливо передернула плечами, хмыкнул, но мысль продолжил, Я бы с ума сошел, правда. Знать, что ты с ним почти каждую ночь. Наверно, тоже сорвался бы при первом удобном случае Может даже раньше, чем он.
Да? Маша скептически выгнула бровь, Предал бы лучшего друга?
Симонов вздохнул.
Да. Просто потому что я ничего не помню рядом с тобой. На меня словно находит что-то, Маш. Не могу остановиться, оторваться от тебя. Если Глеб чувствовал к Алиске что-то подобное, я не могу его судить. Да и не хочу.
Чувствуя потребность быть ближе, Маша пересела Мише на колени, обняла за шею.
Вообще, нужно им обоим спасибо сказать. Из-за того случая я даже совестью не мучился, расставаясь из-за тебя с Алисой.
Ах ты, бессовестный изменник, рассмеялась Маша.
Сам в шоке, подтвердил Мишка, хохоча, потому что она тыкала его в ребро.
Ты бы сказал ему это.
Что? не понял Миша.
Оба сразу стали серьезными.
Что не злишься. Он вчера был такой Не знаю, как сказать. Словно каждое слово по сто раз обдумывал, когда с тобой говорил. И мне толком ответить не мог. Стеснялся, похоже.
