Она целовала Майки Маккензи, сидя на ковре в домике своих бабушки и дедушки, – и мир вдруг стал очень уютным; она поняла, что так и должно было быть. Ее существо словно изменило форму; перестав быть обычной, она стала особенной. Как дикий зверь, она выбежала под дождь и отыскала его. Потом села на автобус и привезла его сюда.
На улице смеркалось. И будет смеркаться дальше – время не ждет. Их ждет долгий обратный путь. В доме не было телефона, мобильники не работали, поблизости никто не жил и никто не знал, что они здесь.
Временами в сознание просачивались вспышки – картины из дома: взбешенное лицо отца, разочарованное – матери, обиженные глаза Тома. Они наверняка уже закончили воскресный обед с адвокатом и теперь пьют кофе и говорят о ней, конечно же ломая голову, куда же она подевалась.
Но чем дольше она целовала Майки, тем менее важным все это казалось.
Он погладил ее волосы. Она осмелела и коснулась его бедра. Кончики ее пальцев загорелись в том месте, где их кожа соприкоснулась. Она зарылась лицом в его шею и вдохнула мальчишеский запах.
– Хочется все время быть рядом с тобой, – сказала она.
Он взглянул на нее темными глазами; его дыхание было как гул мотора. Казалось, он тонет и ничем не может себе помочь. Он приблизился и снова поцеловал ее. Ей хотелось рассмеяться вслух. Это она так на него действует. Она. Элли Паркер. Никогда в жизни она не знала, что можно ощущать себя настолько живой.
Он начал расстегивать ее платье, и она выпалила:
– Я никогда… – Но так и не договорила, потому что на самом деле хотела, чтобы он его расстегнул. Это была правда, потрясенно осознала она. Как она может хотеть этого, если ни разу не заходила дальше поцелуев?
– Хочешь, чтобы я остановился? – спросил он. Она покачала головой.
– Мы можем просто целоваться, – прошептал он, – и ничего больше.
– Я не хочу останавливаться.
Любая девчонка знает: если оказываешься в пикантной ситуации с парнем, у которого уже есть сексуальный опыт, он захочет заняться сексом и с тобой. И станет склонять тебя к этому. А если ответить «нет», то будет пытаться переубедить.
Но она не собиралась говорить «нет».
Она самовольно проникла в дом своих бабушки и де -душки, все ее принципы рушились на глазах. С Майки они были знакомы меньше восьми недель, и сегодня, между прочим, всего лишь их второе свидание.
– Уверена? – спросил он. Она кивнула.
– Ну что ж.
Стоя на коленях, он протянул ей руку. Она села, и вместе они сняли ее платье. Это было то самое голубое платье, что было на ней на вечеринке, когда она впервые с ним заговорила. Им обоим казалось, что это было сто лет назад, в другой жизни.
Как легко было сбросить эту старую кожу.
Он знал, что не должен торопиться, но на ней остались только лифчик, джинсы и трусики. Всего три вещи. Желание сжигало его изнутри. Он потянулся к пряжке ее ремня.
– Подожди, – сказала она и накрыла его ладонь своей.
Значит ли это, что он зашел слишком далеко? Слишком поторопился? Была бы на ее месте Сьенна, все давно бы уже закончилось; они бы закурили по сигарете и стали болтать ни о чем. Но с Элли все было иначе. Про себя он уже скулил, как собачонка, но единственным способом продвинуться вперед было позволить ей решать, что будет дальше. А ему так хотелось узнать, какие на ней трусики – такие же черные и кружевные, как лифчик? И сказать, что у него где-то точно есть презерватив, так что все под контролем. Но он не хотел ее отпугнуть.
– Я слишком тороплюсь? – спросил он.
Она покачала головой:
– Дело не в этом.
– Тогда в чем?
– Я солгала в полиции.
Его сердце упало. Ну почему все должно быть так сложно? Вот она, сидит перед ним и говорит наконец правду, но ему сейчас совсем не до ее признаний. Он просто хочет ее поцеловать.
– Когда давала показания в первый раз, то сказала, что всю ночь спала, а это не так. Боюсь, что когда ты поймешь, насколько все серьезно, то возненавидишь меня.
– Я тебя никогда не возненавижу.
– Надеюсь. – Она коснулась его живота. Под грудью. Нежно. Провела кончиками пальцев по выступающим ребрам. – Я хочу помочь Карин.
– Я знаю.
– И ты все равно считаешь, что это хорошая идея, что мы с тобой…
– Да, – ответил он. А потом добавил: – Но только если ты сама так думаешь.
Она наклонилась и поцеловала его в подбородок, кончик носа и закрытые веки.
– Мне так тебя не хватало, – прошептала она. – Я уже давно мечтаю к тебе прикоснуться.
И вот он уже не чувствовал себя полным ничтожеством. Всего несколько слов – и он что-то значит.
Ее дыхание на его лице было соленым, пахло дровяным дымом и чем-то еще, сладким, пульсирующим. Он сидел почти неподвижно, а она целовала его в шею и гладила по спине правой ладонью, опускаясь все ниже, к ремню джинсов. Если бы он пошевелился, она бы прекратила, а он не хотел, чтобы она останавливалась. Ему в голову никогда не приходило, что и к своему телу он может относиться как к чему-то особенному. Ни одна девчонка никогда не старалась ему это доказать. Или он просто не позволял им это сделать?
Как бы то ни было, это было похоже на нарастающую пульсацию.
Элли положила руку ему на грудь и почувствовала сквозь футболку, как бьется его сердце. Он смотрел на нее, и она поняла – ей решать, что произойдет дальше.
Теперь до конца ее дней он будет для нее первым, и ничто никогда этого не изменит. И если после он возненавидит ее за то, что она знает о Томе и его сестре, ей придется с этим жить. Но сейчас важно лишь то, что происходит сейчас. Здесь. В эту минуту. Она видела, как ее рука скользнула вниз, к краю его футболки.
Она думала, что это будет похоже на разговор на разных языках – ведь у него был опыт, а у нее нет. Но она знала, чего хочет, и почему-то сразу поняла, что делать. Осмелев, задрала его футболку, и он поднял руки, как послушный ребенок; она стащила футболку через голову. Ей нравилось ощущение власти над ним, когда он таял перед ней; нравилось, как его дыхание прерывается, когда она касается его кончиками пальцев.
– А ты хочешь, чтобы я остановилась? – спросила она.
Он покачал головой.
Они улыбнулись друг другу.
Они говорили на одном языке. Вот почему это было так здорово. Элли никогда не подозревала, что двое людей могут хотеть одного и того же в одно и то же время.
– Неужели так у всех? – прошептала она.
– Нет.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Никогда ничего подобного не чувствовал… ни с кем.
– Правда?
– Правда. Я тебе не вру.
