– Доктор Кенуорд и Велма Старлер решили поехать вЛас-Вегас и пожениться, мы с Люсил поедем вместе с ними. Ладно, пора собиратьна стол. Устроим сегодня маленький пир. Люсил должна приехать с минуты наминуту.
Солти развернулся, прошел к закопченному каменному очагу иразжег костер.
– Знаешь, о чем я подумал? – спросил Мейсон,повернувшись к Делле.
– О чем?
– Священник явно сделает скидку, если обвенчает вместодвух пар три.
Делла посмотрела на него нежно, с легким оттенком сожаленияво взгляде.
– Забудьте об этом, шеф.
– Почему?
Она уже смотрела куда-то вдаль, на протянувшуюся загоризонтом пустыню.
– Сейчас мы счастливы, – сказала Делла. – Чтосделает с нашей жизнью брак? У нас будет дом. Я стану домохозяйкой. Вампонадобится новая секретарша… На самом деле дом вам не нужен. Я не хочу, чтобыу вас была новая секретарша. Сейчас вы устали. Пришлось вступить винтеллектуальный бой с убийцей. Сейчас вам хочется жениться и остепениться.Послезавтра вы будете искать новое дело, еще более сумасшедшее, которомуотдадите себя без остатка и из которого едва выпутаетесь. Таким вы хотите быть,и я хочу, чтобы вы были именно таким. К тому же Солти не на кого будет оставитьлагерь.
Мейсон подсел поближе, обнял Деллу за плечи и прижал к себе.
– Я мог бы разбить все твои аргументы, – сказалон.
– Могли бы, не сомневаюсь в этом, – рассмеяласьДелла. – Но, даже убедив меня, самого себя убедить вы не сможете. Вызнаете, что я права.
Мейсон хотел было возразить, потом передумал и еще крепчеобнял ее. Они молчали и наблюдали за выступающими из пустыни разноцветнымигорными вершинами, ярко освещенными красным солнцем.
– Да, – снова рассмеялась Делла. – Мыбывалые, закаленные в боях воины, которые не тратят время на любовь, еслипредстоит серьезная работа. Нужно помочь Солти с костром, к тому же вдруг онразрешит мне приготовить что-нибудь.
– Десять против одного – не разрешит, – сказалМейсон.
– Что?
– Не разрешит тебе готовить еду.
– Не буду спорить. Пойдемте. Как вы заметили, Солтиникогда не наслаждается красотами пустыни, если нужно работать.
Они подошли к склонившемуся над очагом Солти, увидели, какон распрямился, повернулся было к коробкам с продовольствием, вдруг остановилсяи долго смотрел на пустыню.
Когда они встали рядом, Солти благоговейно произнес:
– Что бы я ни делал, где бы я ни был, я всегдаотвлекаюсь в это время на несколько минут, чтобы просто посмотреть на пустыню.Начинаешь понимать, что человек может быть очень деятельным, но никогда такимбольшим и величественным. Знаете, пустыня – самая добрая мать для человека, иименно благодаря своей жестокости. Жестокость делает человека осторожным,заставляет полагаться только на самого себя. Здесь не место мягкотелым. Иногда,когда солнце сжигает кожу, а его лучи слепят, ты замечаешь только жестокость.Но примерно в это время суток пустыня вдруг улыбнется тебе, скажет, чтожестокость ее – на самом деле доброта. Ты начинаешь смотреть на жизнь с ееточки зрения и понимаешь, что только она самая верная.
