— Привет, Макс, — говорила она, и я вилял хвостом.
— Макс, туалет не для того, чтобы в нем лежать, — сказал Трент, когда вышел меня проведать. Сиджей весело рассмеялась. Интересно, что тут смешного? Впрочем, если это делает мою девочку счастливой, я буду лежать там почаще.
Когда стало теплеть, Сиджей начала отходить все дальше и дальше от дома со своей штукой, похожей на стул, хотя передвигалась она по-прежнему медленно. Я запомнил маршрут и всякий раз с нетерпением ждал, когда мы дойдем до низкой клумбы с цветами. Какой-то кобель, которого я раньше не встречал, постоянно метил эти цветы, и я всегда их тщательно обнюхивал, перед тем как самому поднять ногу.
— Макс любит здесь останавливаться и нюхать цветы, — сказала однажды Сиджей Тренту, когда мы гуляли вместе.
— Макс, ты хороший пес. Останавливаешься и нюхаешь розы, — сказал Трент. Я слышал, что я хороший пес, но был слишком занят запахом того кобеля.
В какие-то дни Сиджей чувствовала себя лучше, в какие-то — хуже. В один из не самых лучших дней, когда она лежала в кровати, я услышал возню за входной дверью и с лаем побежал туда. Когда дверь открылась, я поразился, почуяв запах того, кто пришел с Трентом.
Граф!
Полный сумасшедшей энергии, Граф вломился в комнату. Я встал на задние лапы и передними обнял его голову, целуя в губы. Я был искренне рад его видеть. Из его рта появился огромный язык и начал шлепать меня по морде, а сам он стонал и трясся от восторга, — мы наконец встретились! Граф упал на спину, чтобы я мог забраться на него, и мы принялись радостно бороться.
— Парни, пошли, — сказал Трент и повел нас в комнату Сиджей.
— Граф! — воскликнула она.
Граф был так рад видеть ее, что не раздумывая прыгнул на постель. Сиджей ахнула от боли.
— Эй! — крикнул на него Трент.
Лампа, стоявшая рядом с Сиджей, опрокинулась на пол, возникла вспышка, и в комнате стало темно. Граф повсюду скакал, натыкался на предметы и тяжело дышал, а потом снова прыгнул на кровать.
— Убирайся, Граф! — приказала Сиджей, она злилась.
Я зарычал и укусил Графа за пятку, а он пригнулся к полу, прижав уши. В тот момент я осознал, что моей девочке нужны тишина и покой. Когда Граф прыгнул на кровать, ей стало больно.
Чтобы быть в этом доме хорошим псом, нужно вести себя тихо. Сиджей нужна тишина.
Когда мы утихомирили Графа, Сиджей подтянула к себе его голову и стала чесать за ушами.
— Ладно, Трент, рассказывай, как тебе удалось его стащить? — спросила она.
— Отыскать Барри оказалось не так уж сложно. Я просто позвонил к нему в офис и объяснил, что мне нужно. Он не смог отказаться, — ответил Трент.
Сиджей перестала чесать Графа за ушами и взглянула на Трента.
— Что ты имеешь в виду под «он не смог отказаться»?
— Ну…
— О, Граф, я так рада тебя видеть, — ворковала Сиджей.
Я запрыгнул на кровать, но сделал это очень ловко и пополз к тому месту, где Граф получал порцию любви. Я знал, Сиджей хочет, чтобы я тоже там был. Я здесь самый главный пес.
Когда Граф ушел, Сиджей и Трент сели ужинать за столом, а не у нее в спальне, как раньше. Мне больше нравилось, когда она ела в постели, потому что там мне часто перепадали лакомые кусочки, но сами они казались счастливее, когда на уровне моего носа были только их лодыжки, сам не знаю почему. Я терпеливо сидел под столом, карауля кусочки еды, которые могли упасть в любой момент.
— Может, гемодиализ не так уж страшен, — сказал Трент.
— Боже, Трент.
— Я к тому, что если придется его пройти, мы справимся.
— Если мне придется его пройти, мы справимся? Ты это хотел сказать? — резко сказала Сиджей.
Какое-то время я слышал только звуки их вилок по тарелкам.
— Извини, — тихо произнесла Сиджей. — Я очень благодарна за все, что ты делаешь для меня. Господи, я веду себя в точности как Глория.
— Ты многое пережила, тебе больно, и гемодиализ действительно жуткая вещь. Я понимаю, почему ты вышла из себя, ведь глупо предполагать, что я смогу разделить твою боль. Но на самом деле я имел в виду, что я буду рядом с тобой, чего бы это ни стоило. Вот и все.
— Спасибо, Трент. Я не заслуживаю такого хорошего друга, как ты, — ответила Сиджей.
Когда они поели, Трент положил еды мне. Я обожал звук ужина, шлепающегося в мою металлическую миску, и выплясывал вокруг него, сгорая от нетерпения.
— А теперь смотри. Молись, Макс, молись.
Трент держал миску на расстоянии от меня, но так как он стоял наклонившись, я почуял запах его дыхания и подал сигнал.
— Видишь? — Трент радостно рассмеялся.
— Странно. При мне он никогда так не делал, — удивилась Сиджей.
— Он читает молитву, — пояснил Трент.
Становилось теплее, и мы с Сиджей уходили гулять все дальше и дальше. Наконец, она перестала брать с собой эту штуку с теннисными мячиками на ножках, хотя все же опиралась на палку с крючком наверху. Я научился быть очень терпеливым и шел рядом с ней, придерживаясь ее темпа. Теперь заботиться о ней означало следить за тем, чтобы она не упала и чтобы ей не стало больно от быстрой ходьбы. Иногда Трент приходил домой среди дня и гулял с нами, он тоже шел медленно.
Давненько я не катался на машине и уже практически свыкся с идеей, что мне больше не быть собакой переднего сиденья, хотя я видел, как по улицам мимо нас проезжают машины. Поэтому я был очень удивлен, когда меня посадили в контейнер с жесткими стенками, внутри которого было больше места, чем в мягком, и вынесли из здания, где жил Трент. Он поставил меня на заднее сиденье большой машины.
— Пристегни контейнер, — сказала Сиджей. — Так будет безопаснее.
Когда машина отъехала, я тихонько тявкнул. Трент был за рулем. Они что, про меня забыли?
— Ах, Макс, не волнуйся, мы здесь, впереди. А тебе лучше на заднем сиденье, — сказала Сиджей.
Я не понял ничего из того, что услышал, но почувствовал любовь в голосе Сиджей. Как же мне поступить? Хотелось лаять до тех пор, пока меня не выпустят из контейнера, однако я вспомнил про тот раз, когда, будучи Молли, я долго ехал в шумной комнате, и там был пес, который всю дорогу лаял — никто его так и не выпустил из контейнера, но его лай меня сильно раздражал. Я не хотел раздражать Сиджей — моя забота о ней заключалась теперь в том, чтобы ее не расстраивать. Поэтому, издав долгий отчаянный вздох, я улегся.
— Впервые я уезжаю из Нью-Йорка в августе. Всегда завидовала тем, кто это делал — жара здесь стоит убийственная, — сказала Сиджей.
Это была очень длинная поездка на машине.
— Ты так и не скажешь, куда мы едем? Даже сейчас? — через какое-то время спросила Сиджей.
