Моя мать кивает.
– У моего мужа есть такая коробка со шнурами от видеомагнитофона, – говорит она. – Пусть говорит что угодно, но завтра я вынесу ее на помойку.
Когда Райх попадается под руку хоккейная клюшка, она говорит Хезер, что спортинвентарь удобнее всего хранить в сумках, с которыми мальчики ходят на тренировки, а ту экипировку, для которой не сезон, прятать под кровати.
– И еще одна важная штука, – говорит она. – Распечатайте четыре экземпляра врачебного заключения по результатам ежегодного обследования детей, чтобы у вас наготове были медицинские справки для соревнований и лагерей.
Хезер кивает.
– В этом году я уже три раза ходила к врачам за копиями. Взяв трехсекундный перерыв, Райх мчится в кухню за чашкой зеленого чая и заодно выдворяет оттуда моего отца и Тома.
– Нам пора на свалку, – брюзжит мой отец, выпроваживая вместе с Томом детей за двери.
На очереди спальня Хезер. Оставляя за собой след из мусорных пакетов, Райх безжалостно разделывается с врагами порядка, которых видит практически в каждом доме: доставшимися по акции чашками и футболками («За редким исключением, от них ни пользы, ни радости»), каталогами («Вредны для окружающей среды, захламляют дом и провоцируют лишние траты»), а также со старыми простынями и полотенцами («На человека нужно всего два полотенца, а на кровать два комплекта белья: один в использовании, другой в стирке»). Хезер озадаченно разглядывает кусок зеленой ткани.
– Не знаю, что это, – говорит она.
– Значит, выбрасываем, – отрезает Райх, отправляя ткань в мусорный пакет.
Когда оцениваешь вещи с ее беспощадной точки зрения, возникает удивительное ощущение свободы. Хезер показывает пододеяльник с цветочным рисунком.
– Оставим, – говорит Райх, – симпатичный.
У всех у нас начинает рябить в глазах, и настроение делается немного взвинченным: процесс очищения явно перешел в стадию кетоза. Если бы делали мусорные пакеты размером с дом, мы бы просто засунули туда все жилище целиком!
Моя мать выдвигает один из ящиков наполовину опустевшего комода Хезер.
– О-о-о, какая красота, – сияя, говорит она.
– Ага? – подхватывает Райх. – Так и должно быть: открываем ящик и чувствуем себя счастливыми.
Когда Райх убегает на первый этаж за новой порцией контейнеров, Хезер шепчет мне на ухо:
– Я не хочу, чтобы она заглядывала в мой ящик с нижним бельем. Скажешь что-нибудь, ладно?
Но Райх уже в комнатах у мальчиков, где понятие «ящик с нижним бельем» просто отсутствует. Она показывает на футбольную форму, торчащую из ящиков, будто комнату обыскивало местное подразделение по борьбе с наркотиками.
– Спортивную одежду храним в одном месте, будь то корзина или отдельная полка, – наставляет Райх, – чтобы не рыскать в панике по всему дому в поисках беговых носков.
Она вытряхивает ящики старшего сына Хезер, ловко складывает его футболки втрое, рукавами внутрь, и располагает их вертикально, а не горизонтально. Так мы не только экономим пространство, объясняет она, но и оставляем все футболки в поле зрения, благодаря чему ими будут чаще пользоваться. «Это вряд ли», – шепчет мне на ухо Хезер. Однако позднее звонит, чтобы взять свои слова обратно: новая система, по сути, обеспечила ее сыну новый гардероб из вещей, которых он раньше не носил (исследования показывают, что мы носим всего 20 процентов того, что у нас в шкафу).
В комнате младшего сына внимание Райх привлекает мольберт.
– Он им пользуется?
Хезер отвечает «нет», и Райх засовывает его мешок.
– Мольберты занимают место, а дети с ничуть не меньшим удовольствием рисуют на столе, – комментирует она. – Если крупные, громоздкие предметы не используются, избавляйтесь от них.
Осматривая полку с кубками и медалями, Райх морщит лоб.
– Что-то из этого давали всем членам команды?
Хезер кивает. Барбара кричит сыну, который занимается обувью в шкафу у Хезер:
– Мэтью, что я говорю, когда трофей получают все?
– Выбрасываем, – доносится приглушенный ответ.
Бесцеремонно смахивая с полки полдюжины наград «за участие», Райх говорит нам, что родители должны прореживать игрушки дважды в год: перед новогодними праздниками и накануне дня рождения ребенка, когда ему дарят новые. Зачастую, объясняет она, к старым игрушкам прикипают душой именно родители, которым не хочется признавать, что дети их уже переросли. Я говорю, что не решаюсь расстаться со старыми играми и раскрасками Сильвии, и Райх качает головой.
– Я говорю клиентам: «Можно жить в доме, а можно в музее игрушек».
А от бесполезной мелочовки, которую раздают гостям на детских вечеринках, нужно избавляться в течение двадцати четырех часов («К этому времени детям она все равно надоедает»). Дальше Барбара распечатывает стопку прозрачных пластиковых контейнеров («Используем только прозрачные, чтобы не тратить время, вспоминая, что внутри») и принимается сортировать игрушечные машинки с такой скоростью, что мы не успеваем следить за ее руками.
• • • • • • • • •
Когда игрушек становится слишком много? Моя подруга Линдсей, мать троих мальчиков, может точно сказать, когда этот момент наступил для нее. «Сэмми, комнатный лягушонок моих сыновей, выпрыгнул из террариума, и никто не мог его найти, – рассказывает она. – Много месяцев спустя я нашла его погребенным на дне коробки для игрушек. Слава богу, дети тогда были в школе, потому что Сэмми выглядел как кожаный кошелек».
Эксперт по борьбе с хламом Питер Уолш рекомендует родителям устанавливать ограничения, храня игрушки в определенном количестве корзин – скажем, в четырех. Когда все корзины заполнены, дети могут добавить новую игрушку, но вначале они должны пожертвовать какую-то из старых. Это учит их быть щедрыми, говорит Уолш, и понимать, что нельзя, как Верука Солт из сказки «Чарли и шоколадная фабрика», получать все, что пожелаешь. А еще круговорот игрушек позволяет избегать захламленности. Иногда мы договариваемся, чтобы Сильвия и кто-то из ее друзей принесли на детскую вечеринку по пять игрушек и обменялись ими на неделю. Моя дочка получает свежую порцию игрушек, а я не трачу ни копейки.
Избыток вещей действует на детей так же разрушительно, как и на взрослых, пишет автор «Принципа простоты в воспитании детей» Ким Джон Пейн. Из-за обилия игрушек, утверждает он, ребенок может становиться неспокойным или рассеянным. Даже старший директор «Игровой лаборатории» компании-производителя игрушек Fisher-Price однажды признал, что переизбыток игрушек может «подавлять некоторых детей».
В своей книге Пейн рекомендует отсеивать игрушки, которые чересчур сложны (мудреные безрадостные «развивающие» игрушки), чересчур статичны (те, которые не требуют ни капли воображения, например, огромный пластиковый замок с мебелью и другой начинкой) или несут в себе чересчур много рекламы. Чем больше игрушка позволяет ребенку фантазировать – придумывать, что с ней делать, а не делать то, что уже придумали за него, – тем лучше. Телохранитель Барби может работать только телохранителем Барби, а вот большая картонная коробка может быть автобусом, домом, космическим кораблем. Скука – это дар, утверждает Пейн; с нее начинаются увлечения и творчество.
