— А платой станет Сарьярьская княженка, — утвердительно заявила колдунья, разрывая затянувшееся молчание. — Она, родом из племени берлогов. И пора бы ей вернуться к своим.
Князь медленно повернулся к Чародуше, проваливаясь в чёрную пропасть, даже оглушило на короткий миг.
— И давно ты знала об этом? — спросил он, пытаясь унять поднявшийся шквальный ураган внутри себя.
— С того мига, как почувствовала, что она где-то рядом.
Чародуша никогда не ошибалась и всегда предсказывала всё как на духу. В горнице воцарилась тишина, и каждый думал о своём. Воздух загустел, дышать становилось нечем.
— Если это так, то для них она станет ценным трофеем, — задорно присвистнул Заруба, разрывая давление.
— Но разве отец Вагнары из этого племени? Разве князь Светозар — берлог? — вскинул Марибор взгляд на колдунью, сопоставляя всё воедино.
— Нет, он нет…
А кто? Его жена? Всё, что он помнил из рассказов княженки, что матери Вагнары давно не было в живых. Едва девочке исполнилось семь зим, княгиню убили тати в лесу. Впрочем, тогда его мало волновала судьба Вагнары. Знал только, что князь Светозар взял другую жену.
— Двадцать три зимы назад в Сарьярьком княжестве ходили слухи, что жена Светозара изменила ему. Вагнара — внебрачная дочь, — заключила Чародуша. — Однажды я говорила тебе, что в этой девице много силы, но тогда я не могла увидеть, откуда она её берёт. Теперь же ясно.
— Женщины беров наделены огромной мощью, — вмешался Заруба, который был неплохо осведомлён о своих предках.
— Для простого смертного эта мощь может оказаться разрушающей, — Чародуша бегло глянула на Марибора, — Женщина-бер может легко подчинить себе любого обычного мужчину с помощью…близости.
— Выходит ты, Марибор, знаешь эту княженку? — спросил Гоенег, потеряв нить понимания. — Но почему она у степняков? Как она там оказалась?
— Это долгая история... сейчас нет времени говорить об этом, важно другое, — помрачнел князь, пытался вызвать в памяти образ Вагнары, но лик её расплывался перед глазами, и он всё никак не мог чётко представить её. Надо же, едва ли не каждую ночь любовался ей, теперь же напрочь забыл, остались в памяти лишь злые, полные ненависти, как ядовитые змеи, огни в её глазах при их последней встрече.
Стемир, что молчал всё это время, участливо кашлянул в кулак. Марибор ощутил на себе давящие взгляды воевод. Они ждали решения. И одно князь осознал отчётливо — Вагнару нужно остановить.
Больше не раздумывая, повернулся к Всеволоду.
— Собирайся. Покажешь дорогу к берлогам.
Глаза Всеволода сразу вспыхнули.
— Хорошо, — отозвался он и развернувшись, поспешил покинуть горницу.
Один за другим подобрались воеводы. Гоенег приблизился к Марибору.
— Жду вас у храма, чтобы дать благословение богов.
Марибор кивнул, и старец вышел вслед за воинами. Оставшись с Чародушей, князь обратился к ней.
— Ты всегда приходишь, слишком поздно.
Она улыбнулась слегка.
— Я всегда прихожу вовремя.
— Ты же знаешь что-то ещё, да?
— Я сказала то, что ты должен узнать. Всему своё время.
Ответ колдуньи не утешил.
— Я хочу, чтобы ты осталась здесь с Зариславой, пока меня не будет.
Чародуша тяжело выдохнула, и только теперь Марибор заметил усталость, что укрыла её лицо тяжёлым платом. Видно, её тоже измотала вся эта неразбериха со степняками.
— Если ты просишь, я останусь.
— Да, я прошу, — Марибор, оторвав пристальный взгляд от колдуньи, подобрал кожух и накинул его на плечи, бросил на наставницу хмурый взгляд, прощаясь, и вышел из избы. В который раз он осознал, что обязан колдунье по гроб жизни — сколько она сделала для него, не прося ничего взамен. И он всё не знал, как отблагодарить её.
Возвращаться в терем он не стал, чтобы не тревожить Зариславу. Когда он покинул травницу, та крепко спала, так зачем будить её и заставлять лишний раз беспокоиться. А потому он направился прямиком в детинец. Необходимо как следует снарядиться в дорогу, которая обещала быть долгой. А потом ещё и заглянуть в храм к Гоенегу. Чем закончится поход, не хотелось думать. Ко всему ещё ничего не известно с берлогами, согласятся ли они объединиться? Вагнара, конечно, хоть и ценная добыча для них, но блудницу ещё нужно поймать, хотя Марибор не сомневался, что та сама настигнет его прежде, чем он появится у Кривицы, а посему нужно быть готовым и к такому. Убивать, пусть она и много зла причинила не только ему, он не хотел. Ещё чего не хватало, марать руки и гневить богов, хоть она этого вполне заслужила. Если она окажется у берлогов, её участь и так будет незавидной. Те с ней, поди, церемониться не станут, и против них её чары бессильны.
Едва он появился в гудящем мужскими голосами детинце, отроки притащили броню и оружие, тёплые вещи и походные мешки. Пока Марибор собирался, объявился и Всеволод. Одет был тепло, но совершенно не для похода, да без всякого оружия, только холодно поблескивал нож на поясе. Марибор подал знак оружейным принести парню меч и хотя бы кожаный налатник, стальную броню же надевать неподготовленному было неразумно.
Тот хоть и преисполнился восхищением, когда в его руках оказалась холодная сталь, почти не показал и вида. Марибор только теперь заметил, что кисти бера были перевязаны. Всеволод обескураженно отвёл взгляд, верно, думая, что на него падёт немилость, но князю, если немного раньше он и горел всерьёз разобраться с парнем, теперь было не до того. Хотя вопросы всё стояли клином в горле.
— Мало ли, кто встретится нам по пути, — кивнул он на клинок. — Воин без меча, что рак без клешней, но вступать в атаку без моего на то согласия не смей.
По-хорошему, парню бы пройти посвящение и освятить меч молнией Перуна при первой грозе.
— Понял, — согласно кивнул Всеволод. Глаза его горели не хуже гнева бога воны, и Марибор поспешил охладить его.
— Ты пойдёшь со мной не до самого их становища. Покажешь дорогу и назад в острог вернёшься.
— Но... — возразил было Всеволод стухнув и потеряв запал, но Марибор смерил его тяжёлым, как броня, взглядом, вынудив совсем умолкнуть.
— Тебе что, жизнь не дорога? Мне не простят, если угроблю.
Всеволод шумно выдохнул.
— Всё сделаю, как велишь, князь.
Так-то лучше. Не хватало ещё и его вызволять, уж тогда с берлогами ему и вовсе не найти примирения, коли нужно будет вступаться за мальчишку.
К храму Марибор вышел вместе с Зарубой, Стемиром и Всеволодом. Волхв, возжигая огни на краде, вознося почти невнятным бормотанием молитвы к богам, пустил братину по кругу стоящих вдоль стен воинов. Жрецы, что помогали ему совершать ритуал, окуривали воздух какими-то приторно пахнущими благовониями, забивавшими глотку. Гоенег, взяв плошку с вязкой бурой кашицей, подступил к князю. Продолжая возносить молитвы, он окунул пальцы в зелье и поднёс руку к княжеской голове. Мазнули холодные пальцы по коже, начертав на лбу что-то. Марибор ощутил, как голову мгновенно окольцевал непонятный жар. Следующая очередь была воевод и Всеволода. Надо отдать должное последнему, руки парня не ходили ходуном, как должно было быть с первым нелёгким заданием, выпавшим на его долю, а в том, что Всеволод, впервые собрался в настоящий поход не было сомнений. Держался он твёрдо, впору ставить его другим отрокам в пример. Гоенег взглянул на юнца как-то тепло и по-отечески.
