Макс продолжает грустно улыбаться.
– Макс? Скажи что-нибудь, – прошу я.
– Не знаю, Элис, – он качает головой. – Может, мы просто слишком разные.
– То есть? – спрашиваю я.
Кровь отливает от лица. Сократ извивается в моих пальцах. Теперь уже не важно, в лифте я или нет. Сейчас меня можно даже похоронить заживо – и я, наверное, не замечу.
Макс продолжает:
– Я тоже обо всем этом думал, размышлял о своих словах. Дело в том, что ты всегда жила в мире грез. И это одно из лучших твоих качеств. Я не хочу отнимать его у тебя, но, кажется, отнимаю. Может, во сне мы и были идеальной парой, но в реальности… может, просто не судьба.
Я застываю на мгновение.
– Но я же все исправила, – опять начинаю я. – И зашла в лифт.
– Знаю, – говорит Макс. – И надо поскорее тебя отсюда выпустить, пока не поздно.
Он медленно нажимает на кнопку «стоп», и когда двери открываются, мы видим Иеремию, Селесту и декана Хаммера.
– Пришлось вызвать охрану! – рвет и мечет декан. – С вами все в порядке? Кто отвечает за эту рептилию?
Не говоря ни слова, я отдаю Сократа Иеремии и убегаю – пусть Макс объясняет все сам. По моим щекам текут слезы.
1 ноября
Кажется, что где-то неподалеку хихикает Дарт Бейдер. Это маловероятно, учитывая, что он самый серьезный мужчина во всей Солнечной системе на все времена. Однако смех раздается вновь, низкий и зловещий: хо-хо-хо.
– Что это за звук? – спрашиваю я, высовывая голову из палатки и протирая глаза.
– Бегемоты, – говорит Макс, отрывая глаза от книги, и кивает влево. – Неподалеку от нашей стоянки – река, а они сегодня какие-то особенно разговорчивые.
– По-моему, они или смеются над нами, или придумывают, как нас убить, – говорю я, морщась при звуках странного мычания, разносящихся по лагерю. – Что? – спрашиваю я, когда Макс выразительно на меня смотрит.
– Да ничего, – говорит он, добродушно пожимая плечами. – Ты никогда не была жаворонком.
Я ковыляю к раскладному столику, сажусь и отпиваю приличный глоток кофе из чашки Макса.
– Налей себе сама! – протестует он. Но знает, что не налью, и потому наполняет себе новую чашку. – Пойдем, – говорит он вскоре, поднимаясь и протягивая мне руку. – Посмотрим на львов.
Коричневые мягкие волосы падают ему на глаза, в лучах солнца он кажется существом какого-то иного мира.
– А львята там есть? – с надеждой спрашиваю я.
– Конечно, – отвечает он.
– А как мы туда доберемся?
– Ты точно выспалась? – обеспокоенно спрашивает Макс. – На воздушном шаре, как обычно.
И вот шар уже опускается на землю. Львы лежат в высокой траве вокруг него и внимательно наблюдают за нами. У меня слегка немеют пальцы. Но Макс достает из заднего кармана пушистый зеленый теннисный мяч размером с грейпфрут.
– Готовы? Готовы? – кричит он. – Ловите! – и бросает мяч в траву. Львица бежит за ним и хватает мяч, словно гигантский золотистый ретривер, приносит к нам, бросает у наших ног и громко урчит, когда мы принимаемся чесать ее за ушами.
– Кажется, нас приняли, – говорит Макс, смеясь.
Мне тоже хочется смеяться – но мешает одна ужасная мысль: это же не Макс.
Да, он выглядит и улыбается, как Макс, он милый и добрый, как Макс. Но это не мой Макс. Это Лжемакс. Просто копия. Он – не он, и мы – не мы. Это не такой сон, который нас объединяет, сокровище, недоступное остальному миру. Это обычный сон. Я не могу это объяснить. Я просто знаю.
– Теперь мы можем вернуться? – спрашиваю я Лже-макса.
– Но мы же только прилетели! – удивляется он.
– Мне очень хочется домой, – говорю я, не в силах сдержать беспокойство.
Лжемакс смотрит на меня озадаченно, склонив голову набок.
– Хорошо, Элис, – говорит он, кивая. – Сейчас полетим домой.
Глава тридцать пятая
Сияние
По-моему, со стороны Джерри ужасно нагло лаять в прихожей без умолку, когда есть дела поважнее – например, лежать в кровати и ненавидеть все вокруг.
Но причин для ненависти нет – и я это знаю. Всегда, когда я грущу, папа просит меня подумать обо всем хорошем, что происходит в жизни. Я хорошо учусь, меня приняли в два новых клуба: в БАСЖ – Беннетскую Ассоциацию спасения животных и в клуб фотографии, я начала записывать собственные еженедельные музыкальные подкасты. Я уже подыскиваю колледж, куда пойду после школы. С тех пор как мы с папой поговорили о маме, мы сблизились. Есть, чему радоваться.
Но нет Макса.
Джерри снова заливается лаем. Я подбегаю к трубке интеркома и нажимаю кнопку связи с кухней.
– Пап? – говорю я. – Не можешь выпустить Джерри? А то я сплю. – Он не отвечает, и только тут я вспоминаю, что он рано утром уехал на конференцию в Сент-Луис. Я одна, а Джерри хочет в туалет.
Я натягиваю свитер, влезаю в какую-то обувь и бегу вниз по лестнице, натягивая на ходу куртку.
– Джер? – зову я. – Ты где?
Лай доносится снаружи. Я раздраженно распахиваю дверь.
– Как ты вообще тут оказался? – спрашиваю я и только потом замечаю кое-что необычное – и спрашиваю себя: а проснулась ли я вообще?
Как всегда, дорожка к дому усыпана листьями. Но теперь вместо красных, желтых и коричневых они ярко-розовые. А в нескольких шагах от меня в смокинге стоит Макс.
А рядом с ним, тоже в смокинге, только крошечном, сидит Джерри.
У Макса в руках коробка из-под пиццы.
– Что это? – с трудом спрашиваю я, медленно делая несколько шагов вперед.
– Вот, – широко улыбаясь, говорит Макс и с сияющими глазами протягивает мне коробку. – Открой.
Я открываю коробку, чувствуя себя героиней Джулии Робертс из фильма «Красотка», и с удивлением вижу не пиццу, а огромный торт в виде печенья «Opeo».
– Я что, сплю? – спрашиваю я, оглядываюсь и тру глаза.
– Нет, не спишь, – смеется Макс, но голос звучит глуше. – Я об этом и говорю.
Я натягиваю рукава свитера на ладони и кусаю губу.
– Не понимаю, – говорю я. – Тогда, в лифте…
Макс склоняет голову набок.
– Знаю. Знаю, я сказал, что мы слишком разные. Но потом подумал об этом… – он снова смеется. Ведет он себя слегка истерично: то хохочет, то почти плачет. – Зайти в лифт, только чтобы сообщить мне о своих чувствах. Ты сумасшедшая, Элис, и порой ты в самом деле живешь в мире грез. Тебя притягивает то, что причудливее и прекраснее повседневности. Поэтому с тобой каждый миг и моей жизни похож на дивный сон. Жизнь становится интересной, непредсказуемой. Когда ты рядом, моя жизнь полна света. Я не хочу тебя терять. И убегать от всего этого тоже не хочу. Я хочу, чтобы ты чувствовала то же, что чувствую я. Я хочу сделать тебя счастливой.
