Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Мне кажется, все в Скандинавских странах гордятся успехом Ларссона. Он сделал то, что удавалось редкому скандинавскому автору: обрел мирового читателя, что в англоязычном мире очень сложно сделать: переводной детектив не слишком любят, поскольку в этом жанре написано множество книг, не требующих перевода.
До выхода «Миллениума» Ларссона в Исландии никто не знал, и, возможно, то же было в других Скандинавских странах, исключая Швецию. Новости о радикальных политиках не переходят границ».
А его смерть?
«Мнение о том, что его убили, не слишком распространено, хотя всегда есть те, кто верит в теорию заговоров. Пожалуй, я могла бы к ним присоединиться, поскольку я трудоголик и постоянно курю».
Когда я разговаривал с писателями об их отношении к романам Ларссона, некоторые выражали очень неоднозначные мнения (такие уже приводились), и по крайней мере один крупный писатель попросил не публиковать интервью, решив, что его безрадостный тон может показаться притворным равнодушием. Однако другие авторы, например любимица критиков Мораг Джосс, были более откровенны: «Мне бы хотелось восхищаться «Девушкой с татуировкой дракона» не потому, что Ларссон умер молодым, а чтобы разделить всеобщий восторг по поводу книги. Но хотя романы и хвалят за их оригинальность, мне они показались на удивление традиционными, особенно в том, как используется всеведущий голос рассказчика, когда Ларссон сообщает читателю второстепенные подробности. Однако голос этого рассказчика перестает быть всеведущим, когда в центре повествования оказывается Блумквист, радикальный журналист и воин истины. Не знаю, должна ли я считать, что у него нет чувства юмора или что он самодовольный зануда с большим самомнением? Это проблема не потому, что главный герой должен быть идеальным — просто отсутствие у Блумквиста проницательности сложно не связать с ее отсутствием у Ларссона.
Ларссон пишет: «Проводя время вместе, они обычно хорошо ладили, но Блумквист позволил дочери самой решать, как часто она хочет его видеть, особенно после того, как ее мать вновь вышла замуж».
Значит, Блумквист переложил ответственность за отношения отца и ребенка на семилетнюю (в тот момент) дочь, и только через год и примерно полтысячи страниц Пернилла единственный раз возникает в сюжете, а он думает, что «не был хорошим отцом». Эврика! Но является ли эта несообразность просветлением Блумквиста или Ларссона? Похоже, Ларссон недостаточно ясно видит Блумквиста, чтобы обратить внимание на его чудовищные человеческие качества; автора, как и его героя, не слишком интересует впечатление, которое он производит на людей своим эгоизмом.
Что касается беспокойной, трогательной, незабываемой Лисбет Саландер, она, несомненно, главное достижение романа. Но и здесь голос Ларссона не всегда убедителен. После сцены изнасилования он пишет: «Впервые в жизни Саландер ощутила сильную потребность попросить у кого-то совета. Однако такая просьба означала необходимость довериться, а значит, раскрыть свои тайны». В двух предложениях он ставит под удар ее жизненность и чувствительность. Нам нетрудно поверить в эту потребность и связанные с ней сложности, но сведение боли к подобной психологической банальности — вот в чем настоящая проблема. Намереваясь продемонстрировать ее эмоциональную замкнутость, Ларссон не старается убедить читателя, что Саландер вообще способна что-то чувствовать.
Вероятно, мне хотелось, чтобы автор больше внимания обращал на подобные детали, поскольку я ждала от книги не просто детективной истории, но вместо этого Ларссона увлекает раскрытие загадочного исчезновения на острове. Наибольшее раздражение у меня вызвал отвратительно улыбающийся Мартин Вангер, с головы до ног облаченный в непременную постфрейдистскую женоненавистническую сексуальную психопатологию, где под брюками и кашемировым свитером обнаруживаются трусы со свастикой. Любой серийный убийца — чудовище из тысяч мифов, от Гренделя до Ганнибала Лектера; это не просто архетип, это клише, и разоблачение Мартина Вангера как Главного Злодея кажется мне столь же неубедительным, как волк в бабушкином платке и ночной рубашке.
Есть и кое-что еще. История основывается на том, что Хенрик Вангер мучается от неизвестности, не зная, что случилось с Харриет. Мы принимаем это как горькую, человечную и понятную потребность, как двигатель сюжета; это причина для продолжения чтения. Однако в конце романа Саландер уничтожает информацию о жертвах Мартина, что, по мнению автора, следует воспринимать хоть и с сожалением, но не как трагедию и значительно менее важное событие, чем соглашение Блумквиста с семьей Вангеров. Недолго думая, Ларссон (а не Саландер) отправляет всех этих погибших женщин в вечное небытие. Хенрик Вангер страдает до тех пор, пока, наконец, не узнаёт о судьбе Харриет, но аналогичные страдания семей безымянных жертв Мартина игнорируются в интересах аккуратного разрешения сюжета. Говоря языком Мартина Вангера, Ларссон отнесся к ним как к «простым телам» и использовал для иллюстрации того, каков зверь этот Мартин, а потом выбросил за ненадобностью, будто сломанные магазинные манекены. С моей точки зрения, это подрывает мир романа, его сюжетную стабильность, эмоциональную и даже нравственную логику».
Хокан Нессер, живущий как в Лондоне, так и в родной Швеции, один из самых талантливых представителей скандинавской детективной прозы. Человек с прекрасным чувством юмора, он всегда готов открыто высказать свое мнение, каким бы оно ни было: «Читатели любят романы Стига, но мировая слава имеет больше отношения к монотеизму, связанному со всеми видами очковтирательства. К сожалению, сегодня все читают одни и те же книги и считают нужным следовать этому стадному инстинкту.
Успех романов Ларссона кроется, конечно, в Саландер. Очень умный аутсайдер, которого общество преследует за то, чего он не совершал… эта формула работала и прежде, разве нет? Могу с уверенностью сказать, что шведского способа писать детективы не существует. Мои книги совершенно не похожи на книги Стига; он писатель с громкой политической позицией, и мне очень нравятся его романы, но бум на шведские детективы — явление, связанное с рынком, а не стилистической общностью.
До выхода романов Стига знали только те, кто следил за проблемами, интересовавшими «Экспо» — например, за неонацистами. Что касается его смерти… он умер от того, что слишком много курил и работал. Другие теории — просто полная ерунда.
Экранизацию первой книги приняли очень хорошо. Вторая получила более холодный прием; на самом деле я видел только второй фильм, и боюсь, он очень плох. Все свелось к экшену и насилию. Может ли кто-то занять его место? По правде говоря, меня это не слишком волнует. Я отвечаю только за свои произведения, и мне этого достаточно. Шведское издательство пытается сейчас рекламировать какого-то писателя под псевдонимом, и, возможно, у них получится: на апрельской книжной ярмарке книгу купили сразу несколько стран. Только проблема в том, что его роман — невероятное сочетание умозрительной чуши».
Награды и похвалы, которых была удостоена книга Эндрю Тейлора «Загадка Эдгара По», лишь глянец на карьере, где похвала является нормой. Считает ли он себя поклонником Ларссона? «Увы, я никогда не встречал Стига, — с сожалением говорит Тейлор. — Успех его романов неоспорим, хотя такой размах объяснить трудно (как и во всех подобных случаях — возьмите Стефани Майер, Джоан Роулинг, Дэна Брауна). Однако романы Ларссона в большей степени заслуживают своего успеха. Книги задуманы замечательно, и читать о Саландер — одно удовольствие, но лично для меня они выделяются из общего ряда понятной злостью автора на творящуюся несправедливость: именно она питает сюжет и, возможно, является главной причиной успеха. Воинствующий журналист как народный герой — идея не нова, но представлена очень эффектно. Если романы отредактировать, они от этого только выиграют, а будь Ларссон жив, они могли иметь меньший успех: в смерти есть своя тайна».
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
