Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
– Как ты? Не укачало, ничего?
– Нет. Ты представляешь, а я и забыла, как меня укачивало. Нормально доехала – и на поезде, и в автобусе, и на катере, надо же!
– Смотри ты!
– Лёш, а тебе отец Арсений привет передавал, я забыла.
– А, виделись?
– Да.
– Как он тебе показался?
– Он… он такой же, как я, представляешь?
– То-то я чувствовал – необычный, не как все. Я ведь попов-то этих навидался – много иконостасов по храмам реставрировал, все бесплатно, правда, норовили. Арсений… он думающий. Я ему стал было жаловаться на что-то церковное, уж и не помню. А он мне такую притчу рассказал. Когда человек был еще ребенком, бабушка всегда говорила ему: «Внучек, вот вырастешь большой, станет тебе на душе плохо, иди в храм, там легче станет». Вырос человек, и стало ему жить как-то совсем невыносимо – вспомнил он совет бабушки и пошёл в храм. И тут к нему подходит кто-то: «Не так руки держишь». Другой подбегает: «Не там стоишь». Третий ворчит: «Не так одет». Сзади одёргивают: «Неправильно крестишься». Еще кто-то говорит ему: «Вы бы купили сначала книжку, прочитали, как себя в храме вести надо, потом бы и заходили». Вышел человек из храма, сел на скамейку и горько заплакал. И вдруг слышит он голос: «Что ты, дитя моё, плачешь?» Поднял человек своё заплаканное лицо и увидел Христа. Говорит: «Господи! Меня в храм не пускают!» Обнял его Иисус: «Не плачь, они и меня давно туда не пускают».
– Надо же!
– Представляешь? Священник – и такое рассказывает. Правда, выпили мы с ним. Марин, слушай, что мне сказали-то: Полунино сгорело!
– Все Полунино? И дом Макеева?!
– Все, подчистую!
– Отчего, неизвестно?
– Отчего! Все от того же! Витя Легкие Ножки спалил! Пастух, помнишь? Напился и…
– Жалко.
– Еще бы не жалко.
– Лёш, а сходим туда?
– Куда, в Полунино? Зачем?
– Посмотреть.
– Да зачем?
– Не знаю…
– Вот ёжь твою медь! А?
– Лёшечка, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пожалуйста в шоколаде с бантиком!
– А-а, ладно. Сейчас передохнем, сходим.
– Ты мой зайчик!
– Зайчик! Я тебе покажу зайчика! Ох, дождешься ты у меня! Нет, это надо – только ногу на берег поставили, ей в Полунино надо, а? Зачем? Пепелище смотреть?
Так и ворчал всю дорогу.
Пришли – да-а… пепелище. Макеевского дома остатки только по печи и опознали – изразцы все потрескались… труба торчит…
– Ну?! И что тебе тут надо?
– Лёшечка, ангел, постой, я быстро, я сейчас, я мухой!
– Мухой!
– Мне бы палку какую-нибудь…
Нашел ей палку, а самому уже интересно стало: и что Маринке приспичило?
– Ты осторожней там лазай, слышишь. Там стёкла и мало ли что.
– Я осторожно…
И пошла там ходить, палкой ковыряться. Нагнулась, подняла что-то, в платок ссыпала – пепел? Потом опять пошла – а палку, как миноискатель держит! Покружила и присела – он аж на цыпочки привстал: что там, что?
– Смотри! Я знала, что-нибудь да найду!
– Что это?
– Медальон!
И правда, цепочка с медальоном, оборванная. Марина потерла, она и засияла.
– Золото?!
– Наверное…
– Как ты узнала?
– Да я и не знала. Смотри!
Открыла плоский медальон-сердечко, а там – маленькая фотография, старая, коричневая, мутная – но еще видно тонкое юношеское лицо с усиками…
– Это он!
– Француз? Надо же!
Пошли было обратно, Лёшка вдруг остановился: подожди-ка…
– Что ты?
– Сейчас!
Полез в карман, блокнот достал, карандаш начал рисовать! Руины, печь с трубой. Нет, ты подумай! Идти не хотел, а теперь – пожалуйста!
– Зачем тебе?
– Ты что, живописно!
Шли обратно – Алексей все озирался по сторонам: как-то жутковато было. Казалось, что окоем сузился – лес придвинулся, тучи нависли. Нет, правда: вон тот ржавый остов комбайна, от него до первых деревьев метров сто было. А сейчас… К ночи Леший вдруг вспомнил:
– Смотри-ка, а кошка так и не объявилась. Раньше всегда приходила, не сразу, но приходила.
– А я думала, может, забрать ее с собой? Или не захочет?
– Да как ее довезешь, ты что!
– А в корзинке? Сверху – тряпочкой завязать! И дышать можно, и в дырочки смотреть…
– Ага, так она и станет тебе в дырочки смотреть! Марин, ну ты только представь – катер, автобус, поезд, метро. Да она от страха сдохнет по дороге.
– Жалко. Такая кошка смешная. Мне ее не хватало.
– Да мне тоже жалко, а что делать. Она раньше так переживала, когда я уезжал, – провожала, бежала за мной до воды. Когда возвращался, она первые дни все время бегала проверять – здесь я или нет. А потом я стал ее к тете Маше относить, и она поняла: раз в тот дом несут, значит, хозяина долго не будет. И мисочку ее убирал. Если ненадолго куда уходил, оставлял, чтобы знала – скоро буду.
– Надо же, какие у вас сложные отношения!
– Что ты!
Утром Марина уговорила Лешего сходить к реке.
Было холодно, ветер гнал облака – изредка выглядывало солнце и показывался вдруг кусочек пронзительно синего неба. Снег кое-где лежал, не таял.
Надо же, тут совсем еще зима!
– Лёш…
– Наверх хочешь, на гору эту чертову. К омуту!
– Пожалуйста!
– Ну, пойдем.
– А потом к тете Маше, да?
– Да, правда.
– Только я одна, хорошо?
– Марин!
– Лёшечка, ничего не будет плохого, ничего! Я клянусь тебе!
Только вздохнул. Мрачно смотрел, как подошла она к краю, постояла, потом достала что-то из кармана и, размахнувшись, бросила в воду – Леший догадался: медальон из Макеевского дома! И пепел в воду высыпала из бумажного кулечка! Покачал головой: «Надо же, что придумала!»
Марина опустилась на колени и поклонилась в землю. Леший понял – благодарит, и тоже прошептал, неведомо к кому обращаясь: «Спасибо! Спасибо, что отпустили нас!»
Марина поднялась и замерла, запрокинув голову вверх. Леший тоже посмотрел на небо – редкие снежинки опускались на лицо, обжигая холодом и тая. Среди туч образовался просвет и показался на секунду маленький, еле видный кусочек радуги – разноцветное туманное пятно на серых облаках. А потом вдруг такой синевой, таким светом плеснуло из этого просвета – Лешему даже вдруг показалось, что фигурка Марины с поднятыми вверх руками, освещенная ярким лучом… взлетела! Взлетела – невысоко – и зависла в воздухе на пару секунд.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68