Но она его любила. И когда наступил ее черед произнести брачные обеты, которые свяжут ее с Конором до конца жизни, она произнесла их убедительно, потому что они были настоящими и шли от сердца.
– Теперь я объявляю вас мужем и женой, – прозвучал голос пастора.
Конор склонил голову и коснулся губами ее щеки. Он предложил ей руку, и они вместе пошли по проходу. Муж и жена.
Затем он высвободил руку и отошел. И девочки тут же окружили Оливию. Краем глаза она заметила, как священник пожал Конору руку и что-то сказал ему.
– А молитвы правда действуют, мама! – воскликнула Кэрри, обнимая Оливию и прижимаясь к ней. – Обешаю молиться каждый вечер.
Оливия с удивлением взглянула на дочь.
– О чем ты, Кэрри?
Девочка одарила ее сияющей улыбкой.
– Как все чудесно, правда? Я попросила Бога сделать мистера Конора моим новым папой, и он это сделал! Я получила то, о чем просила!
Не в силах более сдерживаться, Оливия разрыдалась.
– Я горжусь вами, сын мой, – говорил пастор Конору, пожимая ему руку.
Конор изобразил улыбку и, взглянув на Оливию, окруженную девочками, понял, что она плачет. Она закрывала лицо ладонями, но он знал, что она плачет, он чувствовал ее слезы. И был почти уверен, что это не слезы радости. Ему вспомнился вчерашний вечер – и словно острый нож прошелся по сердцу. Деланная улыбка исчезла с его лица.
– Думаю, это принадлежит вам, – услышал он голос пастора.
Конор посмотрел на кожаный мешок, который протягивал ему Аллен.
– Да, верно, это мой, – пробормотал он, взяв мешок. – Где вы его нашли?
– Один из местных нашел его месяца два назад и принес мне. Он упомянул, что нашел его в Джексон-Филд. Ведь именно там, в июле проходил ваш бой, не так ли? Я раскрыл мешок и обнаружил там распятие. – Пастор помолчал и с улыбкой добавил: – Мне просто хотелось узнать имя… или вообще что-нибудь о хозяине… А вчера, во время всей этой суматохи, я узнал, что вы – профессиональный боксер и ирландец. Вот я и подумал, что мешок, наверное, ваш.
– Спасибо. – Конор заглянул в мешок.
– Надеюсь, все на месте? Ничего не пропало? Нащупав среди одежды бутылку ирландского виски, Конор невольно улыбнулся.
– Нет, преподобный. – Он закрыл мешок и перекинул его через плечо. – Ничего не пропало.
Глава 24
ТЮРЬМА
Тюрьма Маунтджой,
Дублин, Ирландия, 1867год
Рыбные потроха. Десятый день подряд. Конор поморщился при виде мерзкого слизистого месива в оловянной миске, которое ему полагалось съесть. Он больше не мог это есть. Даже просто смотреть на это не мог. Вспомнив про бедняжку Меган и отбросы на рыбном рынке в Дерри, он с воплем ненависти схватил миску закованными в кандалы руками и швырнул ее в дюжего охранника, стоявшего перед ним.
Переутомление. Ему необходим сон. Но спать ему не позволяют. Они водят и водят его по тюремному двору час за часом, и охранники меняются через определенные промежутки времени. Если же он замедляет шаг, они толкают его своими дубинками. Если он спотыкается и падает, его тут же ставят на ноги. Если закрывает глаза, ему льют ледяную воду на голову. Но он все равно смеется им в лицо, когда они спрашивают его о ружьях.
Порка. Они сдирают мясо с его спины, и он вопит от ужасной боли. Он мечтает о том, чтобы раны загноились и чтобы он умер, но они призывают доктора для спасения его жалкой жизни – чтобы он мог выдать им тайники с оружием. Ненависть. Он постоянно вспоминает о матери, молившей сохранить ее дом, вспоминает о своих сестрах, умирающих на улице от голода, и о своем брате, забитом палками до смерти. Он думает обо всех других ирландцах, заключенных в британские goals за государственные преступления против правительства, которое они, ирландцы, не признавали. Он думает обо всем этом, и ненависть словно превращается в огненный шар у него в груди.
Он потерял счет дням. Ему начали слышаться голоса. Мускулистое тело, благодаря которому он стал чемпионом боксерских поединков в пабах, превратилось в костлявый остов. Но он все еще не сломлен.
В какой-то из дней они доставили его к начальнику тюрьмы. Начальник некоторое время молча смотрел на него, потом повернулся к камину и вытащил из огня железный прут, с усмешкой взглянул на Конора и проговорил:
– Сейчас мы с вами побеседуем. И я уверен, вам будет, что мне рассказать. – Тюремщик все ближе подносил к нему раскаленный прут.
Не отводя глаз от прута, Конор прошептал:
– Да, верно, мне нужно кое-что сказать.
– Нужно? – Тюремщик понимающе кивнул. – Я так и думал.
Тут Конор плюнул, и его плевок угодил прямо в щеку начальника тюрьмы.
– Вот и весь наш разговор, гребаный британский ублюдок! Так что не трать зря время. Убей меня прямо сейчас.
Тюремщик стер со щеки плевок, затем подул на раскаленный кончик прута, и тот из оранжевого превратился в белый. Медленно покачав головой, он сказал:
– Нет, Пэдди, мы вовсе не собираемся убивать тебя. Мы просто собираемся сделать так, чтобы ты пожалел, что не умер.
Глава 25
Девочки были ужасно возбуждены, и их долго не удавалось уложить в постель. Во время обратной поездки домой, за ужином и за игрой в шашки они болтали без умолку и очень радовались тому, что все сложилось так чудесно, что мистер Конор и мама поженились. Конор же терпеливо сносил их внимание и не проявлял ни малейших признаков раздражения. Однако Оливия заметила: всякий раз, когда девочки заводили разговор о том, что он останется тут «навсегда», Конор поджимал губы и хмурился.
В конце концов, Оливия все же уложила их в постель, и они, слава Богу, уснули почти сразу. Когда она вернулась вниз, Конор все еще сидел в библиотеке. Подняв голову от книги, которую держал в руках, он спросил:
– Девочки уснули?
– Да, к счастью. А я уже думала, они никогда не уснут.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Это была их первая брачная ночь. Наконец Конор, нарушив молчание, в нерешительности пробормотал: – Иди наверх, Оливия.
Он отсылает ее. Или, может быть, просто намекает, что ей пора заняться нужными приготовлениями? Она ничего не могла прочесть на его бесстрастном лице.
– Да, конечно, – кивнула она. – Ты погасишь лампы, прежде чем поднимешься наверх?
Оливия взяла с собой наверх кувшин с водой и помылась. Потом долго, вспоминая, как Конор смотрел на нее, когда говорил, что она красивая, расчесывала волосы. Надела свою самую красивую батистовую ночную рубашку, застегнула перламутровые пуговки и тотчас же вспомнила, как он раздевал ее в гостиничном номере в Монро. Откинув одеяло, она села на краешек постели, взбила подушки и стала ждать. Но Конор не шел.
