Я есть анти-ХРИСТ.
Я есть анти-ХРИСТ.
Продолжения певец, по-видимому, не знал, поскольку, помолчав с секунду, заорал снова, еще громче и немузыкальнее:
Я есть анти-ХРИСТ.
Я есть анти-ХРИСТ.
А затем он объявился во плоти и затормозил рядом с ними. И это был Пол.
— Так-так! — воскликнул он, радостно разулыбавшись при виде двух застуканных in flagrante[37]бездельников. — И кого же мы тут имеем? Хилари и Тенцинга,[38]бросивших вызов Эвересту и сдавшихся еще в первом базовом лагере? Капитанов Скотта и Оутса,[39]выступивших на Южный полюс и решивших, что хватит с них и Уотфорда?
— Мотай отсюда, Пол, — посоветовал Бенжамен, удрученный мыслью, что даже здесь ему не укрыться от брата. — И вообще, ты почему не дома?
— Мне что же, теперь и на велосипеде прокатиться нельзя? Я все-таки тешил себя надеждой, что живу в свободной стране, несмотря даже на последние усилия наших социалистических лидеров.
— Ты не пошел сегодня в школу, — напомнил ему Бенжамен, — потому что уверил маму, будто вдрызг простужен и собираешься весь день проваляться с грелкой в постели.
— Маленькая ложь во спасение, — доверительно сообщил Пол и, ухмыльнувшись, заговорщицки приложил палец к губам. — Я, разумеется, понимаю, что ты, человек, никогда не соступавший со стези долга и добродетели, ни за что не стал бы…
— Пошли, Фил. — Бенжамен, потеряв терпение, вскочил на ноги. — Уверен, тебе выслушивать эту чушь так же не интересно, как мне. — И пошел спортивным шагом, стараясь оторваться от брата, который, неторопливо крутя педали, катил в паре ярдов за ним. — О чем мы с тобой говорили? — спросил он через плечо.
Фил нагнал его, подергивая плечами, чтобы приладить на них рюкзак.
— О голых женщинах, — ответил он.
— Ха! — презрительно усмехнулся Пол. — А вот это именно то, чего вам обоим в ближайшем будущем лицезреть не суждено.
Бенжамен решительно повернулся к нему:
— Ты не мог бы убраться отсюда?
Филип отметил, однако ж, в последней колкости Пола странный, многообещающий оттенок интонации, отмечавший, быть может, наличие у него каких-то скандального толка сведений, которыми Пол был не прочь поделиться.
— А ты, стало быть, уже? — спросил он.
— Что «уже»?
— Уже видел раздетую девушку?
— Ага, — ответил Пол, налегая, чтобы обогнать Бенжамена с Филипом, на педали.
— Ну еще бы, — с подчеркнутым сарказмом процедил Бенжамен. — И полагаю, множество раз.
— Нет, — отозвался Пол. — Только один. Бенжамен схватил его за плечо и заставил остановиться, едва не сдернув с велосипеда.
— А ну, рассказывай, — потребовал он. — Кто это был?
Полу потребовалось лишь мгновение, чтобы оценить ситуацию.
— А что я с этого буду иметь? — поинтересовался он.
— Иметь ты будешь только одно, — ответил Бенжамен, — если ты все мне расскажешь, я не оторву тебе ноги.
Он посильнее сжал плечо Пола и с удовольствием увидел, как тот скривился от боли.
— Пусти, — сказал Пол и, когда Бенжамен немного ослабил хватку, добавил: — Это была сестра твоей приятельницы.
— Кого? Какой приятельницы?
— Ну, помнишь, те девушки, которых мы лет сто назад встретили в кафе на автобусной станции?
Сознание Бенжамена унеслось в прошлое, к той унизительной встрече — к воскресному утру, когда Клэр попыталась назначить ему свидание, а Пол так нагрубил Мириам, что получил от нее оплеуху.
— Ты говоришь о сестре Клэр?
— Вот-вот. Я видел ее у водохранилища. Не этого, а того, что в Кофтон-парке. Совсем голую. И кустик ее разглядел и все прочее.
Тут Бенжамен совершил, к собственному удивлению, ошибку, сняв с плеча Пола ладонь, чем тот и воспользовался, чтобы вскочить в седло и удрать.
— Пол, — окликнул его брат, — о чем ты говоришь?
Ответа не последовало, и Бенжамен крикнул вслед велосипеду погромче:
— Знаешь, меня просто жалость берет. Неужто ты не мог придумать ничего поправдоподобнее?
Однако по густому весеннему воздуху долетело только одно:
Я есть анти-ХРИСТ.
Я есть анти-ХРИСТ.
Слова эти повторялись и повторялись, словно ходя по кругу, и вскоре Пол, крутивший педали столь неистово, словно отроческие ноги его черпали силу — впрочем, как и всегда, — из какого-то неисчерпаемого источника маниакальной, мистической энергии, скрылся за поворотом.
11
— Ты была мне хорошей подругой, — сказала Шейле Тракаллей Барбара Чейз.
Шейла смущенно уставилась в чашку с кофе. Услышать такие слова приятно, а что на них отвечать — неизвестно.
— Ты, наверное, считаешь меня слабой и глупой, — прибавила Барбара.
— Вовсе нет. Да и не мне об этом судить, верно?
Барбара, грустно улыбнувшись, сжала ладонь подруги.
Стояло безрадостное ветреное утро, и кроме них в кафе «Чертова дюжина», расположенном в це, нтре Нортфилда, на Бристоль-роуд, других посетителей не было. Пластмассовые крышки столов были покрыты отпечатками подсохшего кофе, в щелях между кусками пластика завязли крошки от пончиков и шоколадных эклеров. В качестве места встречи двух женщин, желающих поделиться глубочайшими тайнами своей супружеской жизни, многого это кафе предложить не могло. Однако в Нортфилде 1977-го выбирать было особенно не из чего.
— Ты должна перестать встречаться с ним, Барбара. Должна.
— Я знаю. — Барбара задумчиво помешивала кофе, словно надеясь отыскать в его кружащих глубинах нечто исполненное значения. — Все дело в том, что с ним я чувствую себя такой особенной. Такой живой. Такой нужной. — Она взглянула в окно, на машины, на очередь у автобусной остановки, на угрюмых домохозяек с наморщенными от ветра лицами, катящих перед собой тележки с покупками. — Мне нужен твой совет, Шейла. Что мне делать?
— Я тебе уже говорила. Перестать видеться с ним.
На это Барбара ничего не ответила. Просто осведомилась:
— Я ведь рассказывала тебе, с чего все началось, правда?
— Да, конечно. О том, как он заговаривал тебе зубы на родительском собрании. Я же была там, помнишь?
