— Ох, не напоминай. И так тошно, — проворчал Хосоя.
— Ладно, тебе ли жаловаться. А кто по весне полных две луны пробездельничал на всем готовом в квартале Сусаки? Любое везение тащит за собой неудачи. Таков закон бытия.
— Бывает же такое. Ведь вылитый Кандзаки… — снова пробурчал Хосоя. Видно, даже под хмельком он не мог забыть этот эпизод. — Слушай, а ведь он же вошел к вам в додзё. Может, товар какой поставляет? Ты его раньше не видел?
— Не знаю. Я кроме учеников редко с кем вижусь. Только я не думаю, что он поставщик. Последнее время в этот дом приходит много разных… — Матахатиро неожиданно замолк и повернул голову. По соседству с ними сидела женщина. Она явно не принадлежала к мещанскому сословию, но при этом не была похожа и на тех ветреных барышень, которых хозяева питейных заведений подсаживают к гостям для бесед и развлечений. В ней странным образом сочетались изысканность и простота. И еще она была очень красива. На вид ей было не более двадцати лет.
С женщиной был спутник. Молодой человек лет двадцати пяти с проницательным взглядом. Поставленный между ними кувшинчик с сакэ говорил о том, что эти двое пришли вместе.
Матахатиро замолчал неспроста. В какой-то момент ему показалось, что эта женщина слишком внимательно прислушивается к их разговору. В ответ красавица приветливо улыбнулась и посмотрела на Матахатиро.
— Вы так интересно рассказываете. Не возражаете, если я к вам присоединюсь?
Покуда Матахатиро и Хосоя переглядывались, женщина подхватила кувшинчик и непринужденно наполнила чарку Матахатиро.
— Так кому и в кого приходится превращаться, сударь?
— Нам. В носильщиков, — ответил Хосоя, выглядывая из-за плеча Матахатиро.
— Вы шутите.
— Какие там шутки! Приходите завтра с утра на причал у моста Такабаси, сами все увидите, — брызгая слюной, ни с того ни с сего начал доказывать свою правоту Хосоя. Тут спутник женщины поднялся с места:
— Мне пора. Надо еще кое-куда зайти, поэтому позвольте откланяться.
— Прощайте, сударь, — сказала женщина. Она проводила мужчину до двери и напоследок, наклонившись к нему, прошептала что-то на ухо. Не ответив ей даже кивком, мужчина вышел из корчмы.
Женщина вернулась к своему столику, взяла кувшинчик с сакэ и протиснулась между Матахатиро и Хосоей. Волей-неволей Матахатиро пришлось встать и пересесть на соседний бочонок, но, усаживаясь на его место, женщина вдруг пошатнулась и схватила Матахатиро за руку. Ее ладонь была маленькой и мягкой.
— Ой, да я, кажется, совсем пьяна, — рассмеялась она. Поглядывая то на одного, то на другого ронина, женщина застенчиво поправила подол кимоно и опустилась на сиденье.
5
На следующее утро Матахатиро проснулся поздно. Увидев, что сквозь закопченные сёдзи уже вовсю просвечивали лучи утреннего солнца, он в испуге вскочил с постели и тут же почувствовал головную боль и тошноту. Второпях он прошел на кухню, зачерпнул воды из котелка и жадно выпил.
Вернувшись в комнату, Матахатиро уселся прямо на постель, скрестив ноги, и постарался восстановить в памяти события вчерашнего вечера. Сначала они много пили в этой длинной и узкой корчме в компании женщины, которая назвалась учительницей пения О-Рин. Затем эта женщина зазвала их в какую-то закусочную, расположенную с восточной стороны от моста Рёгоку. Там они снова пили. Он еще помнил, что О-Рин очень красивым голосом исполняла баллады.
После этого Хосоя отправился провожать учительницу в квартал Янагава, где она жила, а Матахатиро, почти ползком преодолев мост Рёгоку, вернулся домой. Было это, по всей вероятности, уже ближе к часу Кабана.[65]
«Непростительная беспечность!»
Оглядывая свою одежду, которую он даже не удосужился снять перед тем, как завалился спать, Матахатиро окончательно упал духом. Его меч валялся, брошенный в углу комнаты…
Случайно узнав о том, что заговорщики намереваются отравить главу клана, Матахатиро убил человека и бежал из родных мест. Но, даже поселившись в Эдо, он должен был опасаться тайных убийц, которых засылал старший самурай Танго Отоми. Из-за этого он с самого начала запретил себе пить сакэ по вечерам.
Но по прошествии почти двух лет ронинской жизни он заметил, что то ли из-за перемен в клане, то ли еще почему-то, но убийцы больше не появлялись. И незаметно для себя ослабил бдительность. А ведь попадись он вчера такому убийце, зарезали бы, не моргнув глазом. По большому счету, нет ведь никаких доказательств того, что Отоми отказался от мысли его уничтожить.
Матахатиро встал, свернул тюфяк и, отбросив его к стене, вышел из комнаты. Осеннее солнце слепило так сильно, что голова шла кругом. Подойдя к уличному колодцу, которым уже почти никто не пользовался, Матахатиро умыл лицо.
«Нельзя было позволять ей нас угощать».
Мало того, что двое крепких, здоровых мужчин позволили женщине затащить себя в какое-то странное место, так они еще и веселились за ее счет. Это было верхом безумства. Хотя, похоже, что и в корчме за всех платила тоже она. «Что Хосоя, что я — как низко мы пали за последнее время», — думал Матахатиро, глядя в безоблачное синее небо. Ясное до самых глубин, без единого облачка это небо будто нарочно стыдило его за все пороки.
Исполненный покаянных мыслей, с низко опущенной головой он вернулся к порогу своего дома.
— Ой, сударь! — окликнула его жена соседа Токудзо.
Намереваясь устроить большую стирку, она прижимала к груди огромный ворох белья. Соседи привыкли, что Матахатиро всегда выходил из дому ранним утром, поэтому, увидев его слоняющимся по улице в предполуденный час, жена Токудзо удивилась и спросила:
— У вас сегодня выходной?
— Нет, не выходной. Просто я вчера принял лишнего и проспал, — ответил Матахатиро, кулаком постукивая себя по затылку. Голова по-прежнему нестерпимо болела.
— Да ну! На вас это так непохоже…
Жена Токудзо была толста, как бочка, и к тому же мала ростом, поэтому ее лицо почти полностью скрывалось за охапкой грязного белья — торчали только глаза и нос. Глядя в эти круглые глаза, Матахатиро спросил:
— Послушайте, хозяйка, у вас не осталось немного вареного риса?
— Есть чуть-чуть, правда, он уже остыл.
— Вы не угостили бы меня? Я потом верну.
— Да что вы, сударь, не стоит так беспокоиться. Вот только к рису-то у меня ничего и нет, кроме маринованных овощей да супа из мисо.[66]
— Ничего, и на том спасибо, — ответил Матахатиро.
Наскоро перекусив, он почувствовал, как к нему снова вернулось обычное расположение духа. А подогретый суп из мисо с редькой и вовсе показался ему верхом совершенства. Поблагодарив жену Токудзо, которая, раскорячив ноги, стирала белье возле колодца, Матахатиро отправился на службу.
