Маргарита повернулась к Бланш, миниатюрной темноволосой девушке, шедшей рядом.
— Я всегда говорила: золото из соломы не сделаешь.
Бланш прикрыла рукой рот, стараясь скрыть смешок. Маргарита взяла ее под руку.
— Пошли купим для принца Людовика имбирных пряников. Он будет рад, а значит, довольна и мадам.
Они прибавили шагу, оставив Роуз позади.
У цветочных рядов к ним подбежали двое маленьких оборванцев с протянутыми руками. Маргарита отмахнулась, и они кинулись к Роуз.
— Подайте монетку, — прогнусавил один. — Подайте монетку.
Роуз знала, что многих детей заставляют попрошайничать родители. Приблизившемуся к ней мальчику на вид было не больше восьми. На месте двух пальцев у него торчали короткие обрубки.
— У меня нет денег. — Роуз вытянула руки, показывая, что там ничего нет. Рукава задрались, и стали видны шрамы от ожогов.
— Сама уродина. — Мальчик презрительно усмехнулся и побежал прочь.
Роуз пошатнулась как от удара. Затем опустила рукава и поспешила дальше. Слова маленького нищего ее обидели настолько, что на глаза навернулись слезы. На рынке царило многолюдие, камеристки скрылись из виду.
Неожиданно путь ей преградил тамплиер. Это был Робер де Пари. Они не виделись больше года.
— Роуз, рад тебя видеть. — Он приветливо улыбнулся.
Она с трудом выдавила улыбку.
— Но я…
— Давай отойдем, поговорим. Ненадолго.
Он быстро увлек ее в тихий переулок.
— Как ты узнал, что я… — Роуз замолкла. — Это ведь он сказал тебе, что я буду на рынке, верно? Он тебя послал. — Она яростно замотала головой. — Я не хочу ничего о нем слышать.
— Он только хочет объяснить, почему так все получилось. — Роуз двинулась прочь, но Робер поймал ее руку. — Он твой отец, Роуз, и заслуживает, чтобы его выслушали.
Она вырвала руку.
— Он не мой отец, и я ему ничего не должна! Мой отец Гарин. — Роуз посмотрела в ошеломленные глаза рыцаря. — Гарин де Лион. Моя мать с ним… — Роуз замолкла, ее глаза наполнились слезами.
Робер схватил ее за плечи.
— Ты уверена? Неужели Элвин?.. Она что, сказала это тебе?
— В тот день, когда случился пожар, я слышала, как моя мать ругалась с Гарином. И она призналась, что не знает… — Роуз встретилась глазами с Робером. — Не знает, кто из них мой отец.
— Но это не обязательно должен быть Гарин, — проговорил Робер.
— Ты прав. — Она горько усмехнулась. — Я говорю так со зла. Ведь у меня все равно нет отца. Я сирота. Мать погибла, а человек, которого я считала отцом, меня бросил. Понимаешь, бросил. — Роуз спрятала лицо в ладони и разразилась плачем.
Робер притянул ее к себе и начал гладить спину и плечи, пока всхлипывания не затихли.
Она закрыла глаза, чувствуя крепкие руки Робера. От его мантии пахло соломой и дымом. Робер пошевелился, как будто намереваясь ее отпустить, но Роуз ухватила его за накидку. Он говорил ей об отце, о том, как Уилл ее любит, как переживает, как отчаялся получить ее прощение. Роуз зажмурилась сильнее, стараясь не слышать никаких слов, полностью отдавшись непередаваемому ощущению, когда тебя обнимают крепкие мужские руки. Такого восхитительного чувства она не испытывала никогда. Не открывая глаз, Роуз медленно двинула ладони вверх по его спине, чувствуя, как напряглись под мантией мускулы. Затем скользнула пальцами по шее. Робер замолк. Она чувствовала, как колотится его сердце. А когда кончики ее пальцев погладили шею, он весь содрогнулся. Поднявшись на цыпочки, Роуз прижалась губами к его губам, чувствуя тепло его дыхания, покалывание бороды, а затем на мгновение он раскрыл губы и она ощутила его горячий язык. Ее тело исступленно затрепетало.
Все кончилось через секунду.
Робер отстранился.
— Роуз…
Она смотрела на Робера несколько мгновений, не понимая, что происходит. Затем повернулась и побежала, оставив его стоять в смятении.
У Нотр-Дама, Париж 4 июня 1302 года от Р.Х.
— Проследи, чтобы все было сделано в точности как я сказал.
Воин невесело улыбнулся:
— Поверьте мне: когда полетят стрелы и заработают мечи, никто ничего не заметит.
— Но он может не участвовать в самом сражении.
Воин пожал плечами:
— Думаю, он будет на поле, и тогда все может случиться. — В руку воина перекочевал кошель, и его улыбка сделалась шире.
— Остальное получишь, когда придет весть о его смерти. Гийом де Ногаре смотрел вслед воину, пока тот не исчез в переулке между теснившимися вокруг собора зданиями. Наконец-то наступило облегчение, как будто с него сняли путы. Он знал, как сделать Филиппа богатым и как укрепить его власть. Как справиться с Церковью. Он знал это давно, как, впрочем и то, что первый министр будет ему всячески мешать. Оказывается, все очень просто. Нужно только решиться. Впрочем, это убийство станет на его совести далеко не первым.
Фургон тронулся, оставляя за собой клубы пыли. Ногаре прищурился на солнце и вытер с лица пот. К здешней влажности трудно привыкнуть. На юге лето жарче, но суше. К тому же с гор и моря дует свежий ветерок. Дом свой Гийом покинул тоже летом. Он до сих пор помнил все до мелочей: гул насекомых; запах нагретой солнцем земли и набухающего на лозе черного винограда; запах дыма и… горящей плоти. Он закрыл глаза. У ног сестры, жадно пожирая дерево, гудел огонь. И она пронзительно кричала, звала мать. Но мать уже ничего не слышала и, наверное, ничего не чувствовала. Пламя ее костра поднялось к бедрам. Платье снизу сгорело, и некоторое время собравшаяся толпа бесстыдно созерцала ее наготу. А затем тело начало чернеть.
— Бог благоволит своим преданным сыновьям, Гийом, — произнес стоящий рядом доминиканец, торжественно положив ему на плечо руку. — За принесенную сегодня жертву ты будешь вознагражден. Ересь должна быть вырвана с корнем. Знай — сегодня мы совершили богоугодное деяние.
20
В окрестностях Бордо, королевство Франция 18 июля 1302 года от Р.Х.
— Подожди с лошадьми здесь, Гайлар. — Бертран де Гот спешился и, морщась, протянул поводья слуге. — Я недолго.
Взяв в потные руки привезенный из Бордо сверток, он поковылял по пыльной дороге к небольшому белому домику на холме. Слабый ветер чуть шевелил полы его плаща. В лазурном небе, как обычно, не было ни облачка. У дома он не удержался и остановился полюбоваться захватывающим дух видом на простирающиеся вплоть до Бордо пастбища и виноградники. Можно было даже разглядеть шпиль собора, и на мгновение Бертран испугался, что оттуда его может кто-то увидеть. Поежившись от неприятной мысли, он с облегчением постучал в крепкую дверь.
Ему открыла незнакомая девушка.
